Кубок для героя - страница 9
Макс непроизвольно поморщился, когда доктор стал очень тщательно осматривать ногу. Но муки на этом не закончились.
Сначала его отвезли на рентген потом в операционную. Там он пролежал полчаса на холодной каталке, ожидая врача. Мама стояла в углу. Максим периодически на неё посматривал, а она успокаивающе кивала — мол всё будет хорошо.
— Плохо… — вошедший в кабинет доктор говорил тихо, отвернувшись от Максима, так чтобы его слышала только Мария Петровна. Врач ещё раз посмотрел на снимок. — Очень плохо… боюсь, что дело серьёзное… хорошо если вообще на ноги встанет…
Макс же в этот момент пытался уловить, о чём разговаривают мама и врач. Но так как он не мог ничего расслышать, попытался уловить реакцию матери. Она же, сдерживая слёзы улыбалась, словно ничего плохого не случилось.
— Что… будет с ногой? — не выдержал Максим. — Я смогу кататься?
Доктор молчал, словно раздумывал — говорить правду или нет. Макс испуганно смотрел на него. На некоторое время боль сменилась страхом.
— Посмотрим… — медик отошёл от снимков и снова ощупал ногу. — Пока трудно сказать… Думаю всё будет в порядке… пару месяцев… только кости надо вправить. Потерпеть придется.
Макс согласно кивнул. Закрыл и тут же быстро открыл глаза. В них врач увидел адскую боль.
— Я потерплю… — пообещал он пересохшими губами.
Его переложили с каталки на стол, пристегнули запястья брезентовыми ремнями, сделали укол. Боль и страх ушли. В голове появился туман, тело наполнилось сонной тяжестью…
***
— Олег! Что же теперь будет? — всё время повторяла мать, прижимаясь к отцу.
— Что, что? — недовольно отвечал Никитин старший, стараясь сохранить спокойное выражение лица. — Будет жить как другие! Радуйся, что, жив…
Макс же лежал и молчал. За два месяца ему ломали ногу уже дважды. Не правильно срастались кости. После каждой такой процедуры нельзя было несколько дней шевелить ногой.
— Может в Москву его отвезём… профессору покажем?
— Посмотрим…
В палату постучались, дверь открылась и в проёме появилась сначала голова Антона Якорь, потом Данилы Раер.
— Здравствуйте! — поздоровались ребята хором. — Можно…
— Здравствуйте! — в проёме показались ещё две головы — Валентины и Олеси.
— А… Здравствуйте… мальчики и девочки! — ласково ответила Мария Петровна, вытирая слёзы. — Заходите, заходите…
— Да, да, — пробормотал Никитин старший, поднимаясь со стула. — Вы тут посидите, поговорите, а мы пойдём. Потом ещё зайдём…
Антон открыл дверь по шире, пропуская девчонок вперёд и выпуская родителей Макса. Последним в палату вошёл Дан.
— Привет, Макс! — весело воскликнула Олеська, плюхаясь на свободную кровать напротив Максима. — Ты чё такой грустный?
Никитин ничего не ответил, он на неё даже не посмотрел. Максим во все глаза глядел на рыжую девчонку, которую недавно спас.
— Макс, познакомься это Валентина, — представила свою подругу Олеся. — Валя, это Макс.
— Максим, мне очень жаль, что так получилось… — чувство вины не покидало Снежко с того злощастного вечера, когда Макс спас её. Чтобы поддержать девочку Антон взял её за руку, сжал пальцы. И этот жест друга не укрылся от Никитина.
— Извини… — промямлила Валя.
— Ничего, всё в порядке, — немного грубовато ответил Никитин, уставившись снова в потолок. — Чего раньше не пришли, друзья? — последние слово он произнёс издевательской усмешкой.
— Так сначала не пускали к тебе, а потом мы уезжали на сборы… — пробормотал растеряно Раер. — Скоро соревнования…
— Данька, теперь у тебя есть реальный шанс стать первым. Я тебе больше не конкурент, — как-то озлобленно бросил Максим. — На лыжи я больше не встану. Хорошо если вообще ходить смогу…
— Не нужно мне такое — первое место! — обиделся Дан. — Иди ты… к чёрту…
— Макс, как тебе не стыдно? — вмешалась Олеська. — Вот увидишь — всё будет хорошо. Ты ещё будешь кататься на лыжах и бегать.
— Нет! — Максим отрицательно помотал головой. — Не буду! А сейчас уходите… Я хочу побыть один…
— Макс… — начало было Олеська.
— Уходите!
Опустив головы, ребята вышли из палаты.
Оставшись один, Макс, долго смотрел в белый потолок и вспоминал грустные глаза Валентины и друзей, покидающих палату. Он уже жалел, что нагрубил и выгнал их. Максим злился на себя, на весь мир и бормотал, сжимая кулаки: