Кукла в волнах - страница 22

Мне стало грустно оттого, что улетел Волчатников. К Лиде идти не хотелось. Напиться что ли? Взяв томик стихов Анненского, который оставил мне комэска, я пошел в свой барак и устроился на кровати, потягивая пиво.

Анненский мне понравился. Его стихи проникали вглубь души, мысли об одиночестве были созвучны. Так я лежал и читал, отрешившись от окружающего мира. Аэродром, солдаты, бараки – все это было не здесь, вдалеке, там, где меня не было.

Примерно около семи вечера над аэродромом, словно отзвуки дальней грозы, раздался шум от движков реактивных самолетов. Пришел Винник и по привычке разглаживая усы, сообщил, что приземлился полк перелетчиков, переправлявших МИГ-25 в Афганистан.

От нечего делать я прогулялся на аэродром. МИГи выглядели приличнее наших «Сушек». Выкрашенные снизу в голубой, а сверху в темно – зеленый цвет, они действительно представляли собой грозное оружие и насколько я знал, хорошо показали себя в горах Афганистана.

Солдат пришлось потеснить, расставить в нашем бараке дополнительные койки для летчиков и техников полка. Идти им было особо некуда – до города далеко, а местные дамы оказались все заняты, поэтому гулять начали здесь же, в бараке, разливая разбавленный спирт в солдатские железные кружки. К вечеру некоторых потянуло на подвиги.

Где-то около часа ночи в нашу комнату вошел дневальный и разбудил меня, сообщив, что вызывают к телефону. Приходько мирно похрапывал в своей кровати, а кровать Тернового была как всегда пуста – правда, на этот раз он ночевал в Калитве у жены.

Испуганный женский голос сказал по телефону:

– Товарищ замполит, это из столовой, Илона. Здесь под окнами пьяные какие-то и хотят залезть сюда. Я сегодня дежурю, не могли бы вы подойти?

– А где дежурный по столовой? – спросил я, стряхивая остатки сна.

– Не знаю, но его здесь нет.

– Хорошо, сейчас буду.

Я набросил на себя техническую куртку, взял фуражку и пошел в теплую темноту. От фонарей падал неровный свет на песчаную дорожку. Было тихо, почти беззвучно. Даже сверчки не нарушали покой южной ночи. Я увидел, как вдалеке промелькнула серая тушка крысы, скрывшаяся под солдатским бараком и всё, больше ничего и никого. Временами эту тишину нарушал пьяный гомон голосов, доносившихся со стороны аэродрома, там весело пиликала гармошка, звучал призывный женский смех. Видимо кто-то из перелетчиков вез гармонь с собой.

Возле столовой было тихо, в окне ни одного огонька. Я постучал в деревянную дверь и услышал торопливые шаги.

– Кто там? – раздался несколько испуганный женский голос, в котором я узнал голос Илоны.

– Это я, Лихачев.

Мне было смешно от этой ситуации. «Наверное, она всё выдумала», – решил я. Стало скучно дежурить одной, да еще ночью, вот и захотелось мужской компании. Может я ей приглянулся, потому вызвала меня, а не кого-то другого. Такое бывает, когда хочется познакомиться поближе с кем-нибудь, вот и ищешь удобный предлог.

Дверь со скрипом отворилась, показалось освещенное луной бледное лицо девушки, её испуганные глаза. Илона, действительно, испугалась. Теплые руки взяли меня за локоть и повлекли вглубь длинного коридора внутри здания, белеющего свежей побелкой. При этом девушка не забыла захлопнуть дверь и закрыть её на засов.

Мы шли по залу летной столовой, залитому серебристым лунным светом, без помех пробивавшемся сквозь большие оконные стекла.

Комната, где коротала ночь Илона, оказалась небольшой, совсем крохотной, и находилась неподалеку от варочного зала – типичное подсобное помещение. Старая настольная лампа, стоявшая на тумбочке, несмотря на разбитый плафон, по-прежнему рассеивала свет. В углу стояла солдатская кровать, на которой лежал матрац, аккуратно заправленный одеялом. Подушки на ней не было.

Где-то тихо и монотонно капала вода из крана. Обычный запах столовой, в котором перемешалось все, словно в перегаре старого алкоголика: и тяжелая вонь дневной пищи, и смрад от прогорклого жира, и душок от нагретого на сковороде растительного масла, перебивался тонким ароматом духов, доносившихся от девушки. От неё пахло нежной и чудной свежестью сирени. Вместе с тем, мне вдруг показалось, что я чувствую и другой запах, похожий на запах спирта, вероятно, она выпила для храбрости. Движенья её были расслаблены, глаза странно блестели в неярком свете ночника.