Кукук - страница 5

Was kostet das alles zusammen?[12]

Беру свои вещи.

Все с сожалением смотрят на меня. Из-за того, что с каждым из них я уже пообщался, они, видать, чувствуют себя приобщёнными к моей персоне, замаранными в моей истории. Прощаюсь со всей группой одним кивком головы и следом за одним из санитаров выхожу на улицу.

Вдогонку слышу голос врача: Отделение 5.2!

Садимся в Krankenwagen[13], поехали. Меня тут же начинает сильно укачивать. В скорой нет окон, не на чем сфокусировать зрение. Еду словно в холодильнике. Еле дотерпел до высадки.

Подъехали к пятому отделению, поднялись на второй этаж. A5.2. Не знаю, что значит буква «А»; 5 — номер здания; 2 — отделение.

Позвонили в запертую дверь. Вышел один из медбратьев. Большой, толстый, с кудрявой шевелюрой и редкой бородкой во всё лицо. Он попросил сесть в холле — подождать четверть часа.

Первое, что бросается в глаза в психиатрии, это, конечно же, повсеместная защита на окнах: замки, отсутствие ручек, штыри, торчащие из потолка (они предотвращают открытие форточек на угол, при котором можно было бы просочиться в отрытую щель). Не тюрьма, но есть, есть что-то от тюрьмы. Занавесочки да скатерти на столах мало что скрывают. Нужно сделать поправку: мы находимся всё-таки в цивилизованной стране и здесь ох как далеко до дикости российской психиатрии и уж тем более тюрем; в Германии с антуражем всё поцивильнее, поухоженнее, персонал пообходительней. Так что мне на эту тему лучше бы и заткнуться. Но т. к. я документирую собственные чувства, свои же ощущения и личные наблюдения, то просьба не требовать от меня объективности. Просто впоследствии услышу об аналогичных впечатлениях нескольких пациентов-немцев.

Медбрат спросил меня о наличии медицинской карточки. Я отдал её ему, предупредив о том, что последние полгода прожил в России и страховка, скорей всего, более недействительна. Милый толстяк ответил, что ответственные лица сами во всем разберутся, мне не стоит над этим ломать себе голову.

Пришёл обещанный питерский врач. Спросил по-немецки, на каком языке мы будем общаться, можно по-русски. Я сказал, что мне всё равно. Продолжили говорить в кабинете по-немецки. В сторонке сидел другой врач, рангом пониже, немец. Фрэнк, значилось на его нагрудном значке, высокий, лет сорока. Он ничего не спрашивал, лишь записывал. Я даже не смотрел на него.

Русский врач начал с иронией: Ну что нас привело в столь поздний час сюда?.. Случилось что-то?!

Я промолчал в ответ.

Он рылся в бумагах, время от времени бросая взгляд на меня. Когда же угомонился и сосредоточился на мне — я стал рассказывать.

Русский: Значит Вы хотели себя убить… А как же Вы о нас не подумали, мы бы этому очень огорчились…

Я: О Вас я просто забыл подумать.

Смотрю на его нелепые усики. Чувствую желание посоветовать ему их сбрить.

Он: А Вы знаете, что по статистике: случаи самоубийства в семье учащаются, если таковые уже в ней имели место быть?..

Я: Не знаю. Оставьте моих детей в покое. Это моя мёртвая зона. Я сам не понимаю, что с ней делать. Или же Вы хотите увидеть мои слёзы?!

Он: Как Вы себя сейчас чувствуете?

Я: Плохо. Очень плохо. У меня депрессия. Третий год уже.

Он: А как Вы её ощущаете? Как именно физически?

Я: Тяжесть в груди… Дышать немного трудновато. Лёгкое удушье.

Подумал о том, что можно было сказать «как камень на шее». Но немец-врач бы этого не понял.

Он: Современная медицина легко справляется со случаями депрессии. Есть очень хорошие медикаментозные средства для этого.

Я: Мне это вряд ли поможет. Тем более что я не хочу жить дальше… как растение — не хочу больше. Не хочу быть овощем. Надоело. Хватит уже. Не вижу никакого выхода из своего тупика.

Он: А что Вы скажете, если к Вам прилетит фея и заберёт Вашу депрессию с собой? Вы вздохнёте свободно и…

Я: …ничего не изменится, т. к. проблема, ставшая причиной депрессии, останется…

Он: Вы курите?

Я: Нет.

Он: Алкоголь?

Я: Не знаю, что ответить…

Он: Регулярно или время от времени.

Я: Время от времени.

Он: У Вас уже были попытки самоубийства?

Я: Были.

Он: Когда?

Я: В детстве. Вернее в подростковом возрасте.