Кукушкины слезы - страница 20

— Прощевайте, не поминайте лихом.

— Последний нонешний денечек...

— Кровинушка ты моя-а-а-а...

— Куда ж ты, сизый голубочек, полетел, на кого ж ты нас покинул?

— Петенька, залеточка, жду-у-у-у...

Проводив дорогих и суженых, село опустело, притихло и притаилось. Притихла и Надежда Павловна. Она все еще находилась на той, на довоенной, половине жизни и никак не могла перешагнуть через черную черту. Глухой и тревожной первой военной ночью, сидя в оцепенении у кровати, где спали, разметавшись, ее дети, она по зернинке перебирала каждый день своего короткого, словно приснившегося, счастья.

Она перебирала все до мельчайших подробностей: то их первую встречу с Алешей, то их свадьбу, то рождение первенца Сережи. Вспоминала, как нес его муж из родильного дома, бережно держа на неловко согнутых руках, боясь прижать к себе, и поминутно останавливался, спрашивая тревожно: «Надюша, а он не задохнется?» И в счастливых глазах мелькал страх. Или вспомнился тихий майский вечер на берегу Ицки. Они сидели с Алешей плечо к плечу, ее рука покоилась в руке Алеши. Внизу на лужайке, на самом берегу реки, бегали с мячом их маленькие дети. Они с Алешей молчали. Только смотрели на детей и молчали...

И чем дольше она находилась в прошлом, тем беспокойнее становилось на душе. На полу текли, переливаясь, лунные тени, но это были уже не те лунные пятна, не вчерашние, не довоенные, в их свечении виделось Наде что-то жутковато-зловещее, мертвое, веяло печалью и холодом.

Война...

Следующий день прошел в смятении. Надежда Павловна весь этот длинный и знойный день металась, чего-то ждала. Тускло и как-то нехотя отгорел закат. Она долго смотрела на его увядание, полная тревожных дум и смутного ожидания.

Что-то изменилось даже и в природе. До этого дни стояли мягкие, медоносные, настоянные на ароматах цветущей гречихи и полевых цветов, а этот был раскаленным, набухший перегретой пылью и горьким полынным настоем. В воздухе остро и горько пахло паленой резиной, бензином, вечером дали заткало едковатым дымком и тускло-медный закат порывисто и быстро задуло, как покинутый на ветру костер. А поля дышали духовитым хлебным духом, напоминая хлеборобу о жатве. В накаленном небе скучивались и недобро темнели облака, а там, откуда приходит ночь, глухо, раскатисто погромыхивало. Надя тревожно посматривала с крыльца в ту сторону и знала, что надвигается не ночная гроза, а дымом, кровью и пламенем заволакивает родные веси война,

— Мама, — сказала она утром, — я не могу сидеть и ждать. Я пойду воевать. Простите меня, и детки пусть простят. Они еще малы, им немного надо. Оставлю их на вас, а сама пойду.

Мать не посмела отговаривать, только горестно покачала головой и вздохнула тяжко.

В военкомате было людно, но она бросила загородившему дорогу дежурному:

— Срочное дело. Очень.

Ласковым жестом отстранила его с пути и прошла в кабинет к военкому. Им оказался молодой высокий майор с крупными залысинами и жиденьким пучком светлых волос. Надя торопливо рассказала, в чем дело.

— Вы жена капитана Огнивцева? — переспросил он.

— Да, жена летчика Огнивцева. Понимаете, мы приехали в отпуск, его отозвали.

— Дети малы?

— Они останутся с матерью.

Майор потер залысину, что-то, по-видимому, обдумывая. Надя насторожилась.

— Мда, мужа вашего знаю. Отличный летчик. Храбрый. Что же вы думаете делать на фронте?

— Я врач.

— Хирург?

— Нет, стоматолог.

Майор снова прикоснулся к залысине, по усталому лицу мелькнула тень улыбки.

— На войне, Надежда Павловна, зубы, как правило, не болят, вряд ли вы там понадобитесь. Вот если бы хирург...

— Там дело найдется, я все-таки врач, с дипломом.

— Хорошо. Я возьму на заметку. Ждите. Понадобитесь — вызовем. Да, вы член партии?

— С октября тридцать седьмого.

— Отлично, до свидания.

И уже кричал кому-то в трубку телефона густым, сочным голосом:

— Я же сказал вам: пять машин и никаких разговоров. Пять. Ясно? И немедленно.

— Извините, товарищ майор, но я тоже хочу немедленно, сегодня же в армию. Понимаете, немедленно!

Майор вскинул на нее недоуменный взгляд, отвернулся, ответил, не оборачиваясь:

— У меня срочные дела, товарищ Огнивцева, до свидания.