Куликовская битва в истории и культуре нашей Родины - страница 70

500 лет тому назад русский народ окончательно сбросил тяготевшее над Русью в течение двух с половиной столетий ненавистное золотоордынское иго. Процесс освобождения Руси от ига — сложная, многогранная проблема, требующая глубокого и взаимосвязанного освещения целого ряда аспектов: образования, роста и укрепления мощи Русского единого государства, его внешней политики последней четверти XV в., дипломатической борьбы и соотношения сил в Восточной Европе в это время, внутренних процессов. Происходивших в течение XV столетия внутри самой Орды, и т. д. В изучении указанной проблемы советскими историками сделано немало. Вместе с тем некоторые ее стороны остаются недостаточно исследованными, либо дискуссионными в плане их освещения и оценки. Это заставляет обратиться к одному из таких важных моментов в свержении ордынского ига — так называемому «стоянию на Угре». В статье не ставится цель дать исчерпывающий библиографический и историографический обзор. Целью статьи является проследить важнейшие этапы и характер изучения этого события в отечественной дореволюционной историографии, а также осветить достижения в этом направлении советской исторической науки и выделить некоторые вопросы, требующие дальнейшего изучения.

Первыми памятниками исторической мысли, посвященными «стоянию на Утре», можно считать повести о нашествии Ахмата в ряде русских летописей конца XV в. Тот факт, что основным источником для освещения обстоятельств свержения ордынского ига были памятники с ярко выраженными политическими тенденциями, безусловно, отразился и на последующем изучении проблемы. Известия различных версий «Угорщины» неравноценны по объему фактического материала, отличаются оценками описываемых событий. Однако это не ставит под сомнение генетическую близость ряда вариантов повестей «о приходе Ахмата», что свидетельствует в пользу вывода о существовании первоначального рассказа о «стоянии», включенного затем в ряд летописных сводов с разными политическими тенденциями. В конце XV в. первоначальный рассказ о «стоянии на Угре», сложившийся, видимо, как на основании устной традиции, так и на основе «Послания на Угру» Вассиана Ростовского, вошел в ряд сводов, составлявшихся в различных летописных центрах. Это, естественно, предполагало определенную его переработку. Так, в Московском своде конца XV в., отразившем великокняжеское летописание, акцент был сделан на оппозиционном отношении к Ивану III его братьев, была подчеркнута непосредственная связь их «мятежа» с походом Ахмед-хана, двинувшегося на Русь едва ли не по их совету[441]. С соответствующей обработкой использовало первоначальный рассказ и митрополичье летописание. В некоторых списках с небольшими вариантами передается известие о таинственном «зучании» кремлевских колоколов в ночь на 11 ноября 1480 г. (т. е., очевидно, в момент отхода Ахмед-хана от Угры) и указывается, что «слышел то митрополич ключник Гридя, а митрополиту сказывал в пятницу ту порану дворетцкой его Сухан»[442]. Митрополичье летописание особо подчеркивало наряду с ролью в событиях 1480 г. Вассиана Рыло еще и значение деятельности митрополита Геронтия. Последнему приписывалась, в частности, инициатива возвращения в Москву матери Ивана III великой княгини Марфы, по поводу чего среди москвичей якобы была «немала радость» и что способствовало примирению великого князя с его братьями. Геронтий назывался и в числе духовных лиц, обращавшихся к Ивану III с «грамотами и благословлениями», благодаря которым была преодолена его нерешительность в борьбе с ордынцами и после чего он начал «крепко стояти противу безбожного Ахмату»[443].

Общим в официальной традиции оценки «стояния на Угре» было признание благоприятного для Руси исхода событий 1480 г… следствием божественного вмешательства, «чюдом пречистая», а также следствием ревностных молитв московских церковных иерархов.

Однако существовали варианты «Угорщины», которые можно назвать оппозиционными как по отношению к великокняжескому, так и к митрополичьему летописанию. Выраженная оппозиционность проявилась, в частности, в повести о приходе Ахмата, помещенной в Софийской II и Львовской летописях. Автор ее весьма сочувственно отнесся к братьям Ивана III, в то же время подчеркивая конфликт великого князя с населением Москвы, якобы оставленным на произвол судьбы («в граде же Москве все во страсе пребьивающе… ни от кого же помощи ожидающе…»