Курако - страница 42

К тому, что происходило в России, о чем молва перекатывалась из городов и деревень к заводам и рудникам, не мог оставаться равнодушным Курако. Как и прежде, накануне воскресных дней собирались куракинцы. Они вели беседы о том, что происходило не столь уже далеко от Краматорска, — о рабочих стачках, о восстаниях крестьян. В тесном кругу друзей Курако мог свободно развивать свои суждения о судьбах его родины, о грядущих радостных временах. Политические взгляды его были довольно туманны. Мысли о счастье народа, размышления о прогрессивной роли техники и о социальной справедливости, мечта, никогда его не покидавшая, создать мощную, безукоризненно работающую домну — все это сочеталось в узел противоречий, который разрубить Курако еще не мог.

Об этом периоде мечтаний Курако мы находим некоторые свидетельства в воспоминаниях его жены.

«Доменное дело было для Михаила Константиновича божеством, и мне иногда казалось, что и революции ему хочется потому, что это пойдет на пользу доменному делу. Я очень мало понимала тогда в революционных событиях, и мне трудно припомнить его слова. Но меня всегда удивляло, как можно так любить доменную печь. Этот вопрос я несколько раз задавала Михаилу Константиновичу. И когда мне показалось, что даже к революции он стремится ради доменных печей, я это ему высказала. Помню, он очень горячо отвечал, что доменные печи нужны всему народу, что все богатство, вся культура государства зависит от того, сколько в нем доменных печей. Он говорил, что надо прогнать капиталистов и строить домны, чтобы народ мог иметь сколько угодно железа. Я видела, что домна ему дорога, как, например, художнику или писателю дорого его творчество. Сам Михаил Константинович так мне это объяснял.

Хотя он выстроил в Краматорске доменную печь по своему проекту и этим прославился среди всех доменщиков, этой печью он не был удовлетворен. Перед другими он, может быть, это скрывал, но мне признался. Он изобрел там загрузочный прибор и говорил, что недоволен своим изобретением, что другой раз сделает гораздо лучше. Но строительства больше не предвиделось. И он иногда страшно ругался, что в России, где такая нужда в железе, нельзя создавать доменных печей. В этом он винил капиталистов.

Он говорил: «Если будет революция, все пойдет по-другому». Так вот во всем революция связывалась у него с доменным делом».

Дальнейший ход истории и коренные перемены в личной жизни Курако отрезвили его от многих иллюзий, заложили иные основы его мировоззрения.

9 января 1905 года — «кровавое воскресенье», расстрел в Петербурге, на Дворцовой площади, многотысячной безоружной толпы, явившейся с петицией к царю, — вызвало всенародный гнев. Курако со своими друзьями тяжело переживал это время. Народ обманут.

Самодержавие показало свой подлинный, звериный лик. Может ли быть место каким-либо иллюзиям? Акт величайшей драмы, разыгравшейся на Дворцовой площади, требует возмездия. Всеобщее восстание против угнетателей — это единственный путь, который должны избрать миллионы париев своей страны, — вот о чем думает Курако. Вот о чем глухо говорят на заводе. Из рук в руки рабочих передается социалистическая прокламация. Прокламация попадает и к Курако. Для него она явилась откровением...

То, что произошло в 1905 году на Краматорском заводе, было отзвуком событий, волновавших всю Россию. В стране, раздираемой социальными противоречиями, началась революция.

В первые месяцы революционной борьбы жизнь на Краматорском заводе внешне мало отличалась от обычной. Гудели домны, прокатывая металл, грузились на железнодорожные платформы балки и рельсы и отправлялись к заказчикам на север. Ничем не выдавал своих опасений по поводу дальнейшего развития событий старик Томас, представитель немецкой фирмы «Борзиг». Инженеры держали себя так, будто ничего особенного не происходило. Но Курако уже с нетерпением ожидал газет, надеясь в каждой напечатанной строчке найти особый смысл. Газеты глухо сообщали о вспыхивавших то там, то тут забастовках. Можно было догадываться, что стачечное движение, носящее не только экономический, но и политический, революционный характер, принимает грандиозные размеры. В конце июня в Краматорске стало известно о восстании в Черноморском флоте. Наконец, в октябре дыхание революции коснулось и Краматорского завода: сюда перестали прибывать поезда. Начавшаяся 7 октября в Москве железнодорожная забастовка через несколько дней охватила Донбасс, затем оцепенели все 40 тысяч километров рельсов — вся железнодорожная сеть России. На заводе скапливались груды металлических изделий. Перестал стучать станционный телеграф: провода были срезаны.