Курдский пастух - страница 7

Муж нашей учительницы вынес из комнаты завязанный мешок и две больших коробки, которые предложил мне положить в карманы. Он сделал это нарочно, чтобы посмотреть, как я выйду из положения. Но я ничуть не смутился, а достал преспокойно из кармана вилку и нож и стал засовывать их за пазуху, чтобы освободить место для коробок. Тогда хозяин дома спросил:

- Куда же ты берешь нашу вилку и ножик?

- А разве вы не подарили их мне? —-сказал я удивленно.

- Конечно нет. Кто же тебе их дарил?

Он был изумлен, а я наконец рассердился.

- А для чего же вы их положили передо мной, когда я садился обедать? — сердито вскричал я.

Между тем дети уже успели рассказать новость соседям, и в кухне опять набралось много народа; все с любопытством слушали мой разговор с хозяином.

- Ножик и вилку тебе подали только для еды, — Сказал хозяин, — а не для подарка.

После такого ответа я смутился, покраснел, не зная, что ответить, и заплакал.

Среди женщин, собравшихся на кухне, была армянка, которая подошла и стала меня расспрашивать. К счастью я знал армянский язык и мог с ней сговориться. Я объяснил ей сквозь слезы, с обидой и возмущением в голосе, что вот эти игрушки-—я указал на нож и вилку—они мне сами подарили, а теперь говорят, что я их взял.

- Это не игрушки, — сказала армянка, — это тебе подали только для обеда.

Недоразумение разъяснилось, и некоторые из присутствовавших рассмеялись; другие смотрели на меня с жалостью. Хозяин велел прислуге дать мне пару старых вилок, но я был горд и отказался наотрез — я чувствовал себя оскорбленным. Хозяин ласково уговаривал меня принять подарок, и я в конце концов смягчился. Драгоценные вилки я засунул за пазуху. Через несколько минут хозяин принес мне письмо для передачи учительнице, я вскинул мешок на плечи и тронулся в обратный путь.

Всю дорогу я раздумывал о неприятном недоразумении, но все‑таки был рад вилкам и придумывал, как я буду играть с ними. По дороге я несколько раз доставал свои маленькие вилы, любовался ими и пробовал подбирать разбросанную около дороги солому.

День был хороший, и я довольно скоро пришел в деревню. Учительницу я застал во дворе вместе с дочерью. Она стояла около сарая и вела крупный разговор со стариком–сторожем относительно пропажи дров. Заметив меня, она прекратила разговор и пошла навстречу мне. Я передал, письмо и коробки. Читая письмо, учительница сначала улыбалась и наконец расхохоталась так, что дочь подбежала к ней и стала расспрашивать, в чем дело. Учительница рассказала ей историю с вилками, и обе долго смеялись. Я отдал ей мешок. Она похвалила меня, оказав, что я толковый мальчик, и отпустила домой.

Дня через два учительница, прогуливаясь со своей дочерью, подошла к нашей сакле. Я выбежал им навстречу. Учительница ласково улыбнулась и спросила, где отец. Я тотчас же вызвал отца, который, сняв шапку, учтиво поклонился. Учительница просила отца, чтобы он мне разрешил наняться в училище сторожем за три рубля в месяц. Отец с радостью согласился, и мы сразу пошли в школу. Учительница повела меня сначала в сарай, где хранились дрова, потом в класс, и указала, в чем будет заключаться моя работа. Я обязан был ежедневно подметать двор и классную комнату, вытирать пыль на партах и подоконниках, протирать окна и двери, топить печи, приносить свежую воду в бак для питья, утром и вечером ставить самовар для учительницы, бегать в город по ее поручениям.

В первый же день, очутившись в классной комнате, я с восхищением начал рассматривать развешанные по стенам картины. Чего здесь только не было! Птицы, звери и насекомые, географические карты, которых я совершенно не понимал, — все мне нравилось. Одно было нехорошо: рядом с красивыми птицами висела какая‑то непонятная и вместе с тем страшная картина. Она изображала человека, у которого был голый череп с оскаленными зубами и большими дырами вместо глаз и носа; человек этот состоял из одних костей. Мне казалось, что это портрет нечистой силы, которой нас иногда пугали дома. Впечатление было так сильно, что, проходя мимо скелета, я закрывал глаза, а по вечерам, с наступлением темноты, боялся оставаться в классе. Мне очень хотелось спросить учительницу, что означает эта картина, но по застенчивости я так и не решился спросить. Вскоре я однако заметил, что школьники не обращали никакого внимания на скелет, и это меня успокоило. Мало–помалу и я привык к нему и бесстрашно становился рядом, когда хотел полюбоваться яркими птицами на соседней картине.