Курица отечественная непотрошеная - страница 3

…Недавно представила сюжет: я снимаю трубку телефона, набираю номер, там – длинные гудки, затем снимают трубку, и я слышу собственный голос: «Алло?» (Ну, чем не фильм ужасов?). Я начинаю разговор с самой собой, где я спрашиваю и утверждаю, а «она» – я «телефонная» – отвечает и опровергает, я осуждаю, а она – оправдывается и объясняет. Не страшно? Не жутко? А ты попробуй, представь! «Ну, что, моя милая, поверила, растаяла, возомнила?» – «Да нет, пока сомневаюсь». – «Все рано или поздно кончается. Помнишь, КТО это говорил?» – «Помню, КТО. Но хочется усомниться. Хочется попытаться продлить, остановить, хотя бы ненадолго, чтобы успеть запомнить, чтобы успеть сделать своим и никому не отдать. А еще лучше – спрятать. И самой бережно доставать по праздникам, в закрытой на замок комнате, на одну минуту, чтобы никто не видел, не помешал и не разуверил, что это было твоим, что ты не украла и не придумала, что не смоделировала, а сохранила, может быть, засушила слегка, но только для того, чтобы сохранить»…

ШИ-ЗО! Привет от Модеста Петровича! «Картинки с выставки». Мусоргский. Только не ясно, кто я – автор или картинка, или зритель, искушенный, осведомленный и на ушко рассказывающий соседу, что автор скончался от алкоголизма, в приступе белой горячки. Но, кто знает, может быть, автор-то был счастливее всех вас – слушающих, оценивающих и обсуждающих. И осуждающих! Столько имен, столько картинок, столько выставок, судеб, денег!.. Я плачУ – много ли, мало ли, и плАчу – раньше много, теперь мало, создаю картинки в своем воображении, пытаюсь воссоздать в жизни, иногда «выставляюсь», иногда – только для избранных (underground), а имя – уж больно обязывающее (порой, не под силу!), но стараюсь нести себя на нем, везти, вывозить и выносить, выплываю и выныриваю, иногда – опираюсь, выкарабкиваюсь и взлетаю. До Маргариты, конечно, далеко, но так, на бреющем полете – может быть, и протяну. Кто бы еще подул в мою сторону! Уж тогда бы – взяла бы в руки свое имя, как знамя, как символ, как знак отличия, и повесила бы вместе с собой кому-нибудь на грудь с бьющимся сердцем (а лучше – с колотящимся!, а еще лучше – в унисон с моим!!) и выделила бы, и вдохновила, и заслонила бы, и защитила, и согрела… Ну, кто хочет?

Часть 2

Кому платить, сколько платить, чем, чтобы вернуть тебя… Кто-то пропел эти слова по-английски, и они сразу же отозвались в моем сердце русским эхом. А сейчас, похоже – французский вариант той же нелепости, тех же утопий… Черт возьми,  ну, никогда этой музыке не пробиться через дебри условностей, гранитную стену комплексов,  железную логику, труху быта и собачий лай.  Как нарочно! То, что близко и понятно, то, что почти твое, только сказанное кем-то другим, отдаляется и отделяется от тебя любым возможным способом! Почему язык мыслей и чувств так непонятен окружающим, почему упрощается абсолютно все до двух-трех фраз и вопросов? Никто не хочет чувствовать, никто не хочет думать… Иногда близкому человеку задаешь вопрос: «Как быть?», – и слышишь ответ логичный, стандартный, дежурный, не помеченный мудростью жизненного опыта, не спрыснутый интуицией и любовью, не задрапированный деликатностью и бережностью – и становится до боли ясно, до противности понятно, что задавать подобные вопросы можно только себе. Это об адекватности реакции…