Курс N by E - страница 18
На основании того, что знаю теперь, могу прибавить: думаю, нет ничего невероятного в том, что в последний миг своей жизни отшельник пламенной силой воображения, составлявшего весь его мир, вызвал в себе такое полное и острое ощущение счастья, что должен был воскликнуть: «Мгновение, ты прекрасно! Остановись!» И, выразив так свою волю к бессмертию, он умер и достиг его.
XVI
23 июня. Китовый риф
Никаких перемен. Густой туман, попутный ветер и гористый берег, возвышающийся стеной совсем рядом, но невидимый, как присутствие Иеговы. И днем и ночью нашими глазами был компас. Можно было бы усомниться в здравомыслии того, кто проложил наш курс так близко от берега. Но мы не сомневались. Короткие мгновения, в течение которых был виден берег, вгоняли в дрожь, но ведь для этого мы здесь и находились. Поскольку пребывание там-то тогда-то почти роковым образом связано с нашим теперешним пребыванием здесь, то будь мы склонны к философии, мы могли бы воспринять это как иллюстрацию к вечной проблеме о том, что пребывание где бы то ни было является лишь моментом продолжающегося движения. «Не бойся риска!» — вот что было бы для нас подходящим девизом. И как бы в подтверждение этого, мы поставили еще спиннакер, чтоб уж, если врезаться в берег, то на всех парусах.
Приближался конец моей утренней вахты. Мы находились в окрестностях бухты Бон и шли со скоростью 5 узлов при сильном волнении. Капитан сменил меня. Туман немного поднялся, открыв далекую полоску берега. В самой отдаленной его точке, там, где силуэт берега вырисовывался на фоне неба, виднелся мыс, который в отличие от близлежащих массивов опускался плавной вытянутой кривой, далеко выдающейся в море. Похоже было, что мыс там не кончался и что конец его терялся за дымкой горизонта. Было ли это обманчивое впечатление, вызванное формой мыса, или я видел правильно, но так или иначе, я сделал вывод, что поперек нашего курса лежит земля, и со всей убежденностью постарался обратить на это внимание капитана. Но он думал иначе. Тут нас снова окутал туман, и мы продолжали идти тем же курсом.
Это произошло несколькими часами позже, уже после полудня. Я вышел из своего помещения на баке, чтобы проверить печку и поглядеть, как тушатся бобы. «Неплохо, — решил я, облизав ложку, — пожалуй, маловато патоки». Добавил ее и поглядел на часы. Только половина четвертого! Бобы будут готовы слишком рано. В этот самый момент крышка люка распахнулась.
— Купидон, — сказал капитан чрезвычайно спокойно, — поднимись-ка лучше наверх и убери спиннакер.
Я поглядел на помощника: тот грузно скатился со своей койки и тянулся за сапогами. Однако в голосе капитана мне почудились предостерегающие нотки, и я бросился на палубу. Густой туман и ветер; в ста ярдах от носа по правому борту земля! Спиннакер был закреплен на крюк. Кое-как нам удалось освободить его, что было необходимо для маневра. Все это продолжалось несколько секунд; до берега оставалось едва 50 ярдов. Отошли влево — самую малость.
Рифы слева! Спокойно. Проскочим посередине.
Затем внезапно обозначился ряд рифов, преграждающих нам путь. Теперь рифы окружали нас со всех сторон, только за кормой их не было. Мы оказались в положении зверя, загнанного собаками. Так мы чувствовали себя, вернее, должны были чувствовать, потому что раздумывать об ощущениях было некогда.
Оставались только две возможности — румпель до отказа и попытаться проскочить, лавируя между рифами, или сделать поворот через фордевинд с риском наткнуться на риф у правого борта. Проходят доли секунды. Мы поворачиваем. Бесконечно тянется мгновение, пока бот движется прямо на скалу. Грота-шкот задрожал, затем оттянутый назад грот надулся, поднял гик кверху и лег на левый борт, потянув за собой весь бот. Мы отчаянно натянули шкот, чтобы выровняться. Еле-еле успели. Бот тронулся, набирая скорость. Поднятые им волны смешались с пеной волн, разбивающихся о рифы. Наполовину спущенный спиннакер трепетал. Борясь с ветром, мы опустили его на палубу, свернули. Все пришло в порядок. Земля еще не успела скрыться в тумане, как мы свободно вздохнули после миновавшей опасности.