Курский перевал - страница 65
Приглушенный треск пулеметов оборвал мысли Федотова. Он приказал шоферу остановить машину и выключить мотор.
Теперь уже отчетливо была слышна все нараставшая стрельба. К пулеметным очередям присоединились гулкие, все учащающиеся взрывы.
По темному, почти черному небу метались бледно-кровавые всполохи.
— Это у Поветкина, — сказал начальник штаба.
— Да, на участке его полка, — согласился Федотов и отрывисто приказал шоферу: — Быстро на НП!
«Вот тебе и лекции, вот тебе и занятия! — глядя, как все шире разрастаются отблески взрывов, думал Федотов. — Неужели это начало наступления? Эх, еще бы хоть недельку, хоть пару дней! А может, так что-нибудь, случайная перепалка? Нет! Вот и дивизионная артиллерия вступила. Значит, не случайность…»
XX
Всего неделю не была Ирина на медпункте второго батальона, но, придя туда, едва поверила своим глазам. Марфа Стеновых, дородная, в новенькой, плотно облегающей могучую грудь гимнастерке, встретила Ирину четким рапортом и повела ее в землянку медпункта.
Мягкий свет, плавно лившийся из двух оконцев, озарял просторную комнату, совсем не похожую на землянку. Вокруг было так бело, что вначале Ирина не заметила накрытые простынями топчан слева, стол впереди и стоявшую около него санитарку Федько в чистеньком халате и белой косынке.
— Ух, как у вас! — не сдержала восхищения Ирина. — Как в амбулатории образцовой. Валя, здравствуйте, — увидела Ирина санитарку и подошла к ней.
— Здравствуйте, Ирина Петровна, — ответила Валя, сияя разгоревшимися глазами. — Вот стул, пожалуйста…
— Спасибо, — испытывая почти материнскую нежность к этой тоненькой миловидной девочке, поблагодарила Ирина. — Это, собственно, медпункт. А где же вы отдыхаете?
— Здесь, рядом, — приподняла Степовых простынь на стене, и Ирина увидела совсем крохотную комнатку с бревенчатыми стенами и потолком. По сторонам от небольшого столика синели байковыми одеялами два топчана, а над ними висели туго набитые санитарные сумки.
— Замечательно! — похвалила Ирина. — Если бы нам всегда в таких условиях и работать и жить! Видно, заботливый у вас комбат, ничего для медпункта не пожалел.
— Очень заботливый, — с внутренней теплотой отозвалась Степовых, — наш капитан Бондарь для людей на все готов. Посмотрите, какие дзоты, какие блиндажи у нас в батальоне! Хоромы просто, за всю войну я такого не видывала.
Строгая, уютная чистота медпункта, суровая приветливость могучей Марфы и открытая, по-детски прямая любовь юной санитарки вызвали у Ирины давно не испытываемые чувства домашнего покоя и тепла. Она села у маленького, приставленного к стене самодельного столика и, расстегнув тесный ворот гимнастерки, с безмятежным наслаждением смотрела на поголубевшие в сумерках оконца землянки.
«Ах, как хорошо, как чудесно!» — мысленно повторяла она.
— Чайку, Ирина Петровна, — и умоляюще и гостеприимно сказала Валя, — с вареньем малиновым, с маминым. Я от самого дома берегу.
— Правильно, дочка, — подхватила Степовых и строго скомандовала: — Тащи все на стол и пулей за кипятком на кухню!
Степовых зажгла неизвестно где раздобытую керосиновую лампу с цельным стеклом и розовым абажуром, замаскировала окна и присела напротив Ирины.
— Как хорошо, когда затишье на фронте, — мечтательно заговорила Степовых, — особенно по вечерам! Сидишь в полумраке, раздумаешься, и все-все, что было, в мыслях проплывает. Так легко станет на душе! Одно хорошее вспоминается почему-то в такие минуты.
— У вас есть семья? — тихо спросила Ирина.
— Дочурка и мать. Дочь у меня расчудесная. Тринадцать миновало, теперь уже невестится небось.
Степовых подперла ладонью щеку и, глядя затуманенными глазами на огонек лампы, вполголоса продолжала:
— В ее годы я тоже заневестилась. Помню, вот также весной, когда еще почки не проклюнулись, встретила я Ваню и… обомлела. Чудо просто какое-то! И бегали вместе, и учились, и дрались частенько — все было ничего, мальчонка как мальчонка. А тут глянула и — враз сама не своя. И смотреть стыдно и оторваться не могу. А он хоть и озорной был, но душевный. Годов через пять признался, что у него тоже в ту самую минуту дрогнуло сердечко. Видно, сама судьба свела нас. Раскрылись наши душеньки, да и не разъединялись больше.