Кушла и ее книги - страница 17
Кушла, с ее почти полной неспособностью наслаждаться нормальной деятельностью как Кэрол и ее подруга Энн, была менее придирчивой; выбор у нее был гораздо меньший, чем у Кэрол, ее обращение к книгам было более постоянным, а ее внимание — менее выборочным. С другой стороны, стремление Кушлы понять, ее потребность в осмыслении в этом возрасте не уступали по глубине или мере подобному стремлению и потребности Кэрол. Кушле все еще приходилось преодолевать неизвестные дефекты, сенсорные и физические; она все еще была, в сущности, изолирована. Быстрый, почти неуловимый обмен между нормальным ребенком и окружением, когда весь опыт «льет воду на его мельницу», был недоступен Кушле.
Дороти Уайт также упоминает, что в этот период Кэрол стала выказывать растущее предпочтение цветным, а не черно-белым иллюстрациям — Кэрол «… не хотела тратить время на простые книжки за пенни, она перешла к цветным за два пенса» — хотя она замечает, что книгу Лоис Ленски «Поиграем в дочки-матери» (Let’s Play House) (теперь недоступна), которую она сначала сочла посредственной, совершенно обычной книжкой с черно-белыми картинками, по просьбе Кэрол прочитали десять или двенадцать раз за неделю. Кушла, конечно, всегда уделяла большое внимание черно-белым иллюстрациям и, в частности, черным буквам или цифрам на белом фоне. Возможно, однако, что чистота контура была более важна для Кушлы, чем для Кэрол, и что это стало отличительной чертой любимых Кушлой книг. Разумеется, этот фактор присутствовал в книгах Ленски и Бруны, в «Доме, который построил Джек» Пеппе, в двух книгах издательства «Ледиберд», в книгах серии «Хоум-Старт» и «Боунар Манипулейтив Букс».
Речь Кушлы в это время все еще была довольно ограниченной в употреблении существительных и глаголов, но к двум с половиной годам стало ясно, что она понимает очень много слов. Теперь главное место заняли книги с простыми, гармоничными рассказами. «Гарри — грязная собака» (Harry the Dirty Dog) Джин Зайон (Gene Zion) и «Загородная прогулка мистера Гамни» (Mr Gumpy’s Outing) Джона Бернингема (John Burningham) Кушла готова была внимательно слушать снова и снова, а «Коробка с красными колесами» совершила триумфальное возвращение. И Беатрикс Поттер снова появилась в читательской жизни Кушлы — «История свирепого кролика» (The Story of a Fierce Bad Rabbit). С огромным вниманием были выслушаны очаровательные рассказы Майнарика (Minarik) «Медвежонок» (Little Bear) с иллюстрациями Мориса Сендэка. Эти книги объединяет нечто, обеспечивающее им прочный успех у самых маленьких.
Прежде всего, они подходят детям по теме или по содержанию. Дети в возрасте между восемнадцатью месяцами и тремя годами все больше осознают мир вокруг себя и ценят правильное изображение этого мира. Но для полной идентификации мир в книге должен изображаться через посредство знакомых объектов и фона. Для Кушлы, как и для большинства ее ровесников, игрушечная собачка, которая стала такой грязной, что превратилась из «белой собаки с черными пятнами в черную собаку с белыми пятнами», совершенно понятна, так же как и сама фраза, ее односложные[2] существительные и прилагательные, могут оказаться их первым опытом в том особом удовольствии, которое доставляет человеческому ухо остро отточенное слово.
В этом состоит второе требование к книгам для самых маленьких: употребление слов точных и, тем не менее, свидетельствующих о богатстве языковых запасов, искусно и красноречиво описывающих сцену и само действие. Немногие писатели способны сделать это; немногие издатели считают это существенным для самых маленьких.
А сама история должна развиваться прямолинейно. Отклонения и отвлечения не для детей одного-трех лет. Их просто сбивает с толку избыток информации, они теряют нить повествования.
«Мистер Гамни» служит классическим примером: каждый из героев кажется живым и в действии, и в речи, никакие описания здесь не требуются:
— Не могу ли я войти, мистер Гампи? — спросил поросенок.
— Хорошо, входи, но не пачкай здесь…
Конечно же, он все испачкал, как мы и думали, и вместе с детьми (которые ссорились), цыплятами (которые махали крыльями), козлом (который бодался) опрокинул — о чем мы догадывались — лодку. Но здесь нет никакого комментария, никакой морали, нет нужды в извинениях; все это подразумевается в действии, в диалоге и, разумеется, в иллюстрациях.