Kuzia succinus - страница 6

— Нет, я не видел вашего насекомого, — угрюмо сказал Гоша, глядя в пол.

— Нет?

— Нет.

— Он найдет, он еще найдет, — подала голос бабушка, желая смягчить впечатление от резких ответов внука.

— Конечно найдет, — подхватил Никодим Эрастович. — И вот еще что… Скажи всем твоим приятелям, чтобы они тоже искали. Я в долгу не останусь. Пусть приходят, смотрят рощу… мм… могу уделить из своих коллекций насекомых. У меня есть, скажем, жуки-олени. А?

Гоша молчал, продолжая глядеть в пол. Тулумбасов распрощался и вышел.

— Что с тобой? — начала допрос бабушка. — Что ты дуешься на Никодима Эрастовича? Почему не хочешь поймать ему эту самую… как ее? Саранчу, что ли? Я бы сама пошла ловить, да больно они противные.

— Ничего в них нет противного! — возразил Гоша. — И они очень умные!

— Да уж умнее тебя, как погляжу. Да они укусить могут! Они ведь сроду человека не видели. Легко ли! Триста миллионов лет! Тогда, поди, и обезьян не было, а не то что нас с тобой.

Когда на следующий день Гоша пришел на свидание с Кузей, кузнечик уже ждал на дороге. Быстро перебирая длинными лапами, он подошел к мальчику и замер, выпуча блестящие глаза.

— Ах ты, Кузя, Кузя! — говорил Гоша, скармливая кузнечику очередной бутерброд. — Что я с тобой делать буду? Где тебя спрятать?

Ему пришло в голову, что Кузя похож чем-то на Конька-Горбунка. Правда, у него не было двух горбов, но зато длинные толстые усы вполне могли сойти за уши, да и седло было.

Гоша изловчился и сел на кузнечика верхом. Седло оказалось очень удобным, но Кузя попятился, стараясь освободиться от непривычного груза. В следующее мгновение Гоша почувствовал, что падает навзничь и ухватился за длинные усы кузнечика.

«А ведь я лечу!» — успел он подумать…

Кузя хотел подняться в свое убежище на вершине старой березы, но с всадником на спине он смог допрыгнуть только до красной железной крыши и с грохотом опустился возле водосточной трубы. Окна дома были открыты настежь. Гоша услышал испуганные голоса:

— Ой, что это?

— Никак камнем по крыше!..

— Так и пробить крышу можно!

— Сходи, Ваня, посмотри. Я боюсь что-то. Там кто-то ходит…

Тут Гоша по-настоящему испугался. Если увидят его с Кузей — все пропало!

Не слезая с кузнечика, он стал тихонько подталкивать его коленями.

— Ну, Кузенька, Кузя, прыгай еще, прыгай.

И Кузя прыгнул.

На этот раз ему удалось опуститься на березу. Дерево было очень старое, до середины ствола голое, но зато вершина темнела зеленой тучей. Не зря кузнечик выбрал ее себе для жилья: густые пахучие ветви надежно закрывали его от глаз прохожих.

Гоша наконец слез со своего «Конька-Горбунка». Он глянул вниз и зажмурился: до чего же высоко! Мальчик сел верхом на толстый сук, обнял руками другой и постепенно успокоился. Уж если Кузя поднял его так высоко, то он же сумеет и опустить своего хозяина на землю.

— Кузя! — позвал он кузнечика и попытался снова сесть в седло. Но Кузе, как видно, не понравилось возить на себе всадника. Он отошел в сторону, потоптался на месте и вдруг полетел куда-то далеко-далеко.

— Кузя! Кузя! — кричал Гоша.

Кузнечик не возвращался. Сразу стало холодно и тоскливо. На вершине дул свежий ветер, а Гоша был в одной рубашке.

Он спустился пониже, крепко прижимаясь к шершавому стволу. Внизу, поблескивая синим асфальтом, лежала большая дорога. Прошла, надымив, машина, промчался, азартно нажимая на педали, велосипедист в голубой майке. Вот пританцовывая бежит малышка, а за ней идет девчонка в красном сарафане…

«Люда Блинова, — узнал Гоша девочку с соседней улицы. — Позвать? А что, если сейчас вернется Кузя? Людка увидит и разболтает… Но кузнечик не возвращается. А, была не была!»

— Люда! Блинова! — закричал Гоша.

Девочка остановилась, схватила за руку сестренку. Потом, решив, что это ей почудилось, встряхнула головой и пошла дальше.

— Да Людка же! Эй! — снова позвал Гоша.

На этот раз она огляделась внимательнее.

— Ой, Гошка! Куда ты залез? Что ты там делаешь?

— После расскажу. Тащи сюда лестницу, а то мне не слезть.

— Не слезть? А зачем залез, если лазать не умеешь. Вот и сиди на дереве.

— Мальчик, — шепелявя, заговорила сестренка, — в какую птичку ты играешь?