Кузнец Песен - страница 3
Но что делать с русским? Ведь русские пришли на марийскую землю с оружием в руках. Они враги марийцев. Но бросить раненого, умирающего человека Кождемыр никак не мог. И он решился.
— Будь что будет! — сказал Кождемыр. — Спасти человека не грех. Вреда он сейчас никакого принести не может. Повезем его домой, Маскай!
Понял медведь слова хозяина или не понял, но заскулил, тихо тронул раненого лапой.
Кождемыр поднял русского и понес в лодку. Вдруг рядом раздался возглас:
— Кого это ты несешь?
Кождемыр обернулся и увидел Акмата, соседского парня.
— Русского, — ответил Кождемыр. — Он ранен, еле дышит.
— Послушай, Кождемыр, отдай его мне, — сказал Акмат. — Я ему покажу, подлому чужеземцу!
Акмат — охотник. С детства сноровист он и рыбачить, и охотиться. Частенько засунет за пазуху краюшку хлеба, возьмет рыболовную снасть и идет к реке. Ходят в глубоких водах серебристые рыбы, в тихих местах водятся пушистые бобры. Не ускользнет из рук Акмата ни рыба, ни бобер. А зимой повесит Акмат через плечо лук, встанет на лыжи и побежит в лес. Не уйти от него ни зайцу, ни белке, ни огненной лисице, ни пятнистой рыси. И сейчас на плече Акмата лук с тетивой из лосиных жил, в колчане стрелы, намазанные змеиным ядом.
— Нет, не отдам тебе русского, — сказал Кождемыр. — Я его себе возьму, домой отвезу.
— А-а, продать его хочешь, — улыбнулся Акмат. — Могу помочь. Я знаю, куда можно продать пленника. Только прибыль пополам!
Акмат уселся под развесистой ивой, лук положил рядом. В то время нетрудно было продать человека, попавшего в плен. И в Астрахани, и на Волге немало было охотников купить сильного здорового работника.
— Продавать я его тоже не буду! — твердо сказал Кождемыр. — Он останется жить у меня.
— Русский принадлежит не тебе, а всей общине! — злобно сказал Акмат и шагнул к раненому.
Кождемыр встал на пути. А медведь, поднявшись на задние лапы, пошел на Акмата. Тот в страхе стал пятиться, пока не уперся спиной в дерево.
— Не подходи, не подходи, проклятый!
Но медведь не слушает, прижимает охотника к дереву, того и гляди раздавит.
Бледный, как полотно, Акмат взмолился:
— Останови своего проклятого зверя, Кождемыр! Смилуйся, не дай сгинуть моей душе!
— На что мне твоя дрянная душа, — усмехнулся Кождемыр и отозвал медведя.
Акмат, освободившись от медведя и переведя дух, взбежал на пригорок.
— Рано загордился, лешак лесной! — закричал он, грозя Кождемыру кулаком. — Слишком много возомнил о себе! В нашей округе есть люди сильнее и тебя, и твоего проклятого зверя!
— Не вой, как волк. У бодливого быка рога ломаются! — засмеялся Кождемыр, уложил раненого в лодку, позвал медведя и отчалил от берега.
Лихие времена пришли на марийскую землю.
Недавно русские взяли Казань, разгромили Казанское ханство. Но марийские мурзы замыслили вернуть прежние времена, вновь посадить в Казани хана. Подняли они мятеж против московского царя и увлекли за собой марийский народ. Марийцы перестали возить наместникам царя в Казань хлеб, мясо, звериные шкуры. Однажды вблизи Элнета убили сборщика податей Ивана Скуратова. Тогда русский наместник послал для усмирения бунтовщиков большую рать во главе с воеводой Салтыковым.
Но марийцы и удмурты окружили царское войско, подошли на лыжах, и посыпались из-за деревьев их стрелы. Марийцы в своих лесах подобны ветру — только что были здесь и уже нету, нападают с другой стороны. Перебили они царских воинов, воеводу взяли в плен.
Возглавлял марийцев мурза Мамич-Бердей. Он происходил из рода марийских тора[1].
Царь Иван Васильевич, узнав о гибели своего войска, сильно разгневался и выслал против Мамич-Бердея многотысячную армию из Нижнего Новгорода и Вятки.
Налетели на марийскую землю царские воины, принесли марийцам разорение и смерть. Возле Вятки жег марийские деревни царский воевода Данила Адашев. Со стороны Казани к Элнету и Юшуту шел со своим войском князь Андрей Курбский, не щадил ни седоголовых стариков, ни лежащих в люльках младенцев, мостил болота и речные протоки костьми людскими. Охватила война всю землю марийскую, бушевала у Ашита и Уржума, по берегам Элнета и Вятки. Сражались марийцы с русскими в Шемурше, в Ошле, Мазаре, Адымаше, Кемерчи и Улыязе, на Кундыше и Манане.