Кузница №2 - страница 3

стр.

Воспоминаньями?!.
V.
... Зеленее травы кошачьи глаза
В траурной тине летних ночей...
Все время, все время буду сосать
Хмельную отраву души твоей...
Над трубами фабрик желтый лимон
Разливает свой сок бледно-белый...
Оба знаем мы: жизнь не легкий сон,
А насильник каменнотелый...
Но железные плечи выдержат все...
Нам отрадно, когда каждый мускул
Огневую силу в себя всосет,
Чтоб казалась Вселенная узкой...
Рассыпается смех дождем серебра,
Закружилась русалкой озерной...
Не страшны нам цепкие лапы преград,
В нас созрели нетленные зерна...
Подожди, - дай взглянуть в твои глаза...
Снова смехом запрыгали губы...
Удивленно и чутко ночным голосам
Внимали фабричные трубы...
VI.
Вторую Голгофу перетерпеть какую-же
Могли-бы те, кто под железом согнулись?..
В марте вылилась ненависть наружу
И расплескалась по мостовым улиц...
Из чердаков затараторили пулеметы,
Зазвенели пули о вывески и стены.
Души полнились радостью, как медом соты,
Когда мы выходили из железного плена.
Падал снег, как лепестки акаций
На красные крылья стройных колонн.
Я не мог, я не мог тобой не любоваться,
Не слышать твоего голоса звон.
Принесенные трупы синели и пухли,
Прерывался стонами невнятный рассказ...
Я запомнил навеки горящие угли
Твоих расширенных глаз.
VII.
И тело и душу распять
На горящем кресте циклонных дней...
Я увидел тебя опять
Зацелованную вспышками огней...
Дымился знойный Июль
И на улицах снова толпы росли,
Снова звонкие взвизги пуль
Тебя остановить не могли...
Я запомнил жуткий миг, -
Мяли лошади раненых братьев...
И трепетало огнем среди них
Твое окровавленное платье...
Глаза застилал туман,
Расколотое солнце на плечи упало,
А внизу грохотал, бурлил вулкан
И вытягивал огненное жало...
VIII.
Золотоперая птица за город упала
Подстреленная вечером сизым...
Любопытные тени неспеша и устало
Поползли в вышину по карнизам.
В небе кружились кровавые перья,
Трепетали на разорванных облаках...
Поспешно проглоченная вагонной дверью,
Ты была, как сон, далека...
Испуганно вздрогнул переполненный улей
И уплыл, зарылся в мглу...
А в центре все тенькали звонкие пули
Над мечтой распятой на каждом углу...
Тяжело навалился распухающий вечер
На каменные груди площадей...
До свиданья. Я верю в новые встречи,
В новые вспышки души твоей...
В. Александровский.

КУКУШКА.

Кукует в кузнице кукушка
И по чугунному суку
Кует унылую частушку -
Ку-ку, ку-ку...
Лучится утро чистой сталью,
Звенит и вторит молотку.
И тонет звук в глубокой дали
Ку-ку, ку-ку...
И скуку вещая подружка
Хоронит в кущах на току...
Кукует в кузнице кукушка
Ку-ку, ку-ку.
Григ. Санинков.

ЖЕЛЕЗНАЯ ТИШИНА.

Н. Ляшко.

(Набросок.)
I.

В черной короне заводской трубы торчит шест с паутинными останками красного флага. Водружали его весною в праздник, под радостные крики и песни. Он бурлил в синеве комочком крови, видный полям, лесу, деревушкам и окутанному мглою городку. Ветер рассек его, оборвал и клочьями унес в перерезанные мертвой насыпью просторы.

Воронье чистит клювы о шест, каркает и спокойно глядит в черный зев, откуда десятки лет ввысь и вдаль неслись косяки дымных птиц.

Стеклянные крыши мастерских дырявы. Из протемей в небо округло глядят недвижные трансмиссии. Дремлют моторы. Дождь и снег изранили серебряные от бега и об'ятий ремней шкива. Суппорта прилипли к сухим станинам. Суставчатая рука электрического крана заломлена и беспомощно свешивается с разметочной плиты. На постели похожего на гигантский трон строгального станка развалившимся костяком сереют болты, угольник, планки и гаечный ключ.

В гитарах самоточек дрожат запорошенные снегом тенета пауков. Следы резцов на недоточенных валах и рычагах заволокла короста застоя. По сверкающим ниткам винтов прошел язык немоты, слизал масло и закруглил их ядом ржавчины.

С полуденной стены тускло глядит побуревшая надпись "Хоть шторы повесьте, душно". Стены не изменяют. Снаружи их изранили пулями, снарядами. Сколько веры, тоски, болей, радости и гнева взрывалось в них.

Эй, каменные!.. помните?!.

Вот там, в углу, среди револьверных станков и американок под свист ремней, щелканье собачек, журчанье шестерен тайно шелестело книжками целое поколение. Чует ли оно тоску застуженных колес и рычагов по бегу и теплу мускулов? Налетевшая буря, как семена пахарь, разбросала его по всей земле. Постель запыленного строгального станка не раз служила ему трибуной. С суппотра, словно с ворот, свешивалось знамя с золотым и белым "Да здравствует"...