Квадратное колесо Фортуны - страница 12

В восемь Витька уже стоял перед запертыми дверями института. К половине девятого весёлой гурьбой в институтский двор ввалились уже перезнакомившиеся в общаге иногородние. Москвичи подходили по одному и одиноко переминались с ноги на ногу, в ожидании автобусов. Где-то среди них топтался и я. Позже я понял всю мудрость столь стремительной отправки на картошку именно первокурсников: в общей работе и общей бытовой неустроенности быстро завязывались узелки будущих дружб, вспыхивали взаимные симпатии, загорались влюблённости и происходило взаимное притирание москвичей и иногородних. Впрочем, там же зарождались и антипатии, перераставшие позже в глубокую и необъяснимую вражду. Наконец отомкнули институтские двери и Витька заступил на пост у дверей деканата. В десять пришла секретарша.

— Ты уже тут, — насмешливо прокомментировала она Витькино торчание у дверей, — а декана до обеда не будет. Вообще зря ты себе эту неприятность устроил, могут и отчислить.

Витька молча положил перед ней бумагу с красной резолюцией «Оставить в распоряжении АХО для проведения внутриинститутских работ».

— Ахо, это кто? — спросил Витька, делая ударение на «а».

— Административно-хозяйственный отдел, — сквозь смех прокричала секретарша, — там, возле гардероба.

Дверь в АХО была заперта, и только в одиннадцать появился сухонький седой старичок.

— Тебе чего? — строго спросил он.

— Вот, вместо картошки к вам прислали.

— А где остальные? — старичок посмотрел на Витьку с явным неодобрением.

— Какие остальные? Я ни про кого больше не знаю. Мне сказали придти, я и пришел.

— Да вас шестнадцать душ освободили, — возмутился старик, — а явился один. Что мне с тобой, что ли, в носилки прикажешь впрягаться? Ты робу-то принёс?

— Какую робу? — не понял Витька.

— Какую, какую, работать в которой, мусор таскать или ты собирался тут бумажки подписывать?

— У меня другой одежды нет, — растерялся Витька.

— А чего на картоху не поехал, хворый что ль? — продолжил допрос начальник АХО.

— Нет, — Витька мотнул головой, — я здоров. Мама у меня тяжело больна, в больнице лежит.

— Понятно. — Старик взял лист бумаги. — Фамилия, факультет, группа?

Он аккуратно записал Витькины ответы и убрал лист в ящик.

— Значитца так, Салтанкин, слушай мою команду: сейчас берёшь ноги в руки и идёшь за матерью ухаживать, а барчуки, коли придут, и без тебя справятся.

— Спасибо, — от растерянности Витька не смог подобрать нужных слов и спросил: — А в следующий раз, когда приходить?

— Вот как выпишут, так и приходи.

— Её ещё нескоро выпишут.

— Ну, значит, нескоро и придёшь.

— А мне не попадёт за прогулы? — Витька не мог поверить в свою удачу.

— А мы никому не скажем, Салтанкин. Беги, давай, пока я не передумал.

Счастливо избежав и картошки, и АХО, Витька целиком посвятил себя нуждам отделения. Глубочайшее чувство благодарности ко всем этим людям, лечившим его мать и принявших такое участие в его и, следовательно, её судьбе, заставляло Витьку творить чудеса. Вдруг оказалось, что отделение переполнено поломками «электрической составляющей лечебного процесса», как выразился заведующий, и Витька, рискуя свернуть себе шею, качался под потолком на вершине вавилонской башни из составленных табуреток, заменяя лампочки, заставлял ровно, не мигая, гореть лампы дневного света, чинил в палатах розетки и однажды починил уже год не работавший кардиограф, чем сразу заслужил не только любовь, но и уважение всех «людей в белых халатах» своего отделения.

Единственным человеком, которого с некоторых пор Витька стал избегать, была повариха тётя Зина, маленькая толстушка, скрывавшая свою кривоногость длинной юбкой. Носившаяся весь день маленьким комочком ртути, она после ужина приходила в сестринскую комнату и, бесстыдно задрав юбку до самого живота, долго растирала шерстяной рукавицей свои кривые ножки от лобка до пяток, жалуясь на их усталость и не обращая внимания на Витькино присутствие. Витька много раз наблюдал из окна, как тётя Зина уходила домой, медленно переставляя ноги и по-утиному переваливаясь с боку на бок. Он жалел её и всегда старался помочь, но однажды после ужина, зайдя на кухню, чтобы подвернуть разболтавшуюся розетку, Витька застал тётю Зину в задранной до горла юбке, укладывающую в висящую между кривых ног мягкую сумку какие-то пакеты и свёртки. Поймав его отражение в оконном стекле, тётя Зина заговорщицки подмигнула и рассмеялась. С тех пор Витька не ходил на кухню без вызова.