Квадруполь - страница 13

Да-а, Израиль, Израиловка, Эрец-Исраэль… .еще одно разочарование. Штудирование никому не нужного, странно звучащего языка, просиживание в очередях к сухим недружелюбным чиновникам и – боже мой, какая невыносимая антисемитская жара! Но программированию он-таки выучился, сражаясь в одних трусах и бутылкой холодного пива с могучим языком Си и сопутствующими методиками. За учебу власти заплатили, спасибо, а работу найти оказалось не просто. Похоже, что шансы были только у опытнейших компьютерных гениев, к которым он пока не принадлежал (в Америке, по последним слухам требования к квалификации были существенно ниже в связи с небывалой скоростью расширения “филда”). Несколько месяцев поисков привели его в маленькую строительную фирму, где пришлось писать примитивные программы для инвентаризации материалов и финансовых операций. Потом были еще несколько шарашек, в последней из них ему предлагали “менеджера”, но поздно.

Через два с половиной года после прибытия на Священную Землю, кое-как выучив древний язык и подтянув английский, отслужив положенный срок в армии и набравшись минимального опыта в составлении кодов, Юджин окончательно понял, что на Востоке, пусть и Ближнем, ему не место. Слишком жарко, слишком колготно, постоянная ненужная политическая шумиха, провоцирующая состояние дискомфорта, в которое он всегда попадал, не зная “правильных” ответов на политические вопросы. Невразумительная трескотня, в которой он не мог – и не хотел – разбираться. И эта история с замужней Лией… почему женщинам всегда нужно от него чего-то большего, чего-то такого, что он не может им дать. Опять слезы, гнев, истерика… .почему, зачем? Ну, не готов он был уводить женщину от мужа, и в мыслях такого не было.

С друзьями тоже не получалось. Встретив нескольких однокурсников по универу и однокурсниц по консерватории, Юджин был поражен необычайно быстро развившейся в них жесткостью и агрессивностью в спорах, с наибольшей силой проявляющихся в вопросах политики и социальных проблем. Именно они, эти бывшие безобидные студенты, физики и математики, в прошлом ничем особенно не примечательные, прижимали его теперь к стенке, требуя твердых и однозначных ответов по поводу не слишком интересных ему, но несомненно чрезвычайно важных для еврейского государства тем. Его стыдили за шаткость взглядов, некомпетентность, называли “не евреем”, “левым” и прочими обидными словами, посылали “домой”, высмеивали и чуть ли ни издевались.

Возвращаться… но куда? К кому? К отцу с его новой семьей, которым он совершенно не нужен. К своим пассиям, давно его забывшим? И с чем? Миллионов в стране исторических предков, с этими ужасными налогами и постоянной войной, за сто лет не заработать, А в ту, прежнюю, тоже историческую, с пустым карманом и знанием языка, на котором никто не говорит, и соваться не стоит: нелепость! Нет, брат, шлагбаум в северо-восточном направлении закрыт, значит – вперед, только вперед – на Запад, целясь в крайнюю его точку, жаркую, но не удушающе как здесь, Калифорнию, туда, где над всем техническим миром царит единственная и неподражаемая Силиконовая Долина – Валхалла электронщиков и программистов, компьютерный пуп земли. И снова – подъем, снова – желанная цель, ощущение азарта и внутренняя дрожь, тревожная и возбуждающая…

Служебный аппарат на столе издал серию раздражающих бипов и замигал.

– Мистер Новицкий, к вам посетители, – пропел голос Эммы из нижнего холла.

– Кто такие? – недовольно отозвался Юджин. – Я никого не жду сегодня.

– Они говорят, что вы давно назначили им встречу и что это очень важно. Я передаю трубку.

– Привет, Женька, – прозвучал по-русски смутно знакомый голос. – Ты что, совсем охренел, друзей не помнишь. Спускайся быстро, начальник.

Не вполне осознав смысл происходящего, но чувствуя, что готовится произойти что-то в высшей степени неожиданное и приятное, Новицкий вышел в коридор, не воспользовавшись лифтом, поскакал по-студенчески вниз по лестнице, думая про себя: “Интересно, интересно… ” , и внутренне уже догадываясь кто и почему, выскочил в нижний холл, боковым зрением заметил Эмму, занятую своими полированными розовыми ногтями, и резко остановился, замер. С дивана для посетителей к нему поднимались мужчины, один – бородатый, смеющийся, с блеском в глазах, другой – высокий, в очках, со страдальческой складкой на лбу и смущенной улыбкой. В этих повзрослевших загорелых людях Юджин узнал своих универских друзей, Саймона и Ричарда.