Квадруполь - страница 15

. То есть, как шутил президент Новицкий, вплоть до заключительного банкета, на который директоры-основатели компании явятся в статусе мульти-миллионеров, “и если”, – добавлял президент, – “к тому времени они еще будут в состоянии поднять стакан”. И не то, чтобы Димка был законченным алкоголиком, но выпить определенно любил, и оказавшись в стране, где можно было, наконец, наслаждаться дружескими пьянками, глотая нормального качества напитки, а не исторический советский шмурдяк, считал это одним из приятных моментов эмиграции.

В этом смысле предупреждение Юджина, который, по мнению Димки, старался выглядеть “руководителем” чуть-чуть больше, чем по обстоятельствам требовалось, было первым небольшим облачком на фоне безмятежной радости свеже завербованного ученого. Привыкнув за годы службы при социализме и капитализме обходить указания любого начальства, Димка решил на грозное указание мистера президента (“что-то уж больно важным он стал, Женька Новицкий!”) для начала наплевать, соблюдая, впрочем, разумную хитрость и осторожность. Следуя этому решению, в пятницу первой же рабочей недели, осознав с грустью, что желаемого “вступительного” банкета с коллегами не предвидится, он изрядно накачался в компании симпатичной эмигрантки Беллы, темноглазой брюнетки, немного старшей его по возрасту и не уступающей хозяину в скорости продвижения по стопкам и тостам.

– А что, Димка, если тебя сейчас на работу позовут? -провокационно спрашивала женщина, поддевая вилкой соленый огурчик в банке.

– Отбрешусь, – уверенно отвечал Димка, полагая, что вероятность этого крайне нежелательного события невелика, но несколько содрогаясь внутренне.

– Ну, хорошо, – не унималась Белла. – Сегодня пронесет, а завтра суббота, и ты, как неправильный еврей, наверняка, попрешься на службу, так ведь? Придешь, а от тебя разит как из поросячьей бочки – тогда что?

Здесь была доля правды: Саймон и его подручные, преимущественно из молчаливых китайских ребят, работали, не зная выходных, и участие Димки подразумевалось.

– Ну, и что, – бравировал Димка, – с утра выпью кофе, пару леденцов в рот, и поменьше болтовни. Пробьемся. И потом: Сай – не Юджин, поймет и простит.

С этими словами он предложил итальянский тост за belle Беллу, и молодые люди переключились на более приятную программу вечера. Следующим утром невыспавшийся и помятый научный сотрудник Гольдман прибыл в распоряжение командования и имел случай убедиться в проницательности своей вчерашней дамы: Сай безусловно понял причину бледности и помятости нового помощника и, не произнеся ни слова, посмотрел на него так выразительно, что все радиостанции в усталой голове Димки одновременно передали сообщение начальства: “чтобы в последний раз, идиот!”.

Каждый вечер, исключая воскресный, Юджин, Саймон и приходящий к этому времени в компанию профессор-консультант Ричард Генда уединялись в единственной надежно изолированной комнате компании, служащей одновременно конференц-залом и кабинетом президента Новицкого, и совещались за плотно закрытыми дверьми. Торчащий на работе Димка замечал, что когда друзья – начальники показывались в дверях после долгих, заканчивающихся иногда поздним вечером, дебатов, выражения их лиц было различным: иронично-улыбающееся у Юджина и мрачно-сосредоточенное у Сая. Ричард смотрел как-то неуверенно, смущенно улыбаясь шуткам Юджина, на которые Сай не реагировал или просто не слышал. Все это говорило в пользу начального предположения Димки (подкрепленного вступительными комментариями Юджина), что в мощном теле предприятия ЮРС появились некоторые дефекты, по всей видимости, еще не критические, но уже тревожные. С чем связаны эти – в тот момент, возможно, кажущиеся – препятствия, было не ясно. Забегая вперед, скажем, что с некоторых пор Димку Гольдмана начали приглашать на “закрытые” совещания, в результате чего ситуация стала стремительно проясняться.

Саймон в своих несменяемых джинсах и одной из двух неизменных стареньких рубашек, открывающих его совсем не научную волосатую грудь, работал как зверь над хитроумной машиной, предназначенной для синтеза придуманного им материала будущего. Чтобы не вносить даже мельчайшей грязи в рафинированно чистый процесс, он сбрил бороду и усы и внимательно осматривал морды и костюмы персонала перед проведением экспериментов. Механизм синтеза волшебной пленки – “слойки”, как они ее прозвали – был существенной и наиболее революционной частью изобретения. По нескольку раз в день, матерясь в трубку, он звонил Ричарду и Юджину, требуя от первого уточнения требуемой структуры основной матрицы, а от последнего – срочного заказа необходимых материалов и инструментов. Сражающиеся бок о бок с ним “ребята”, вечно потный массивный механик Рон, Димка и два бессловесных и безотказных китайских техников, Чанг и Ванг, возраст которых был не определяем, а акцент не переводим, смотрели на “русского” начальника с нескрываемым обожанием и, по возможности, подлаживались под его нарушающий любой закон о труде стиль. Для Димки испытание было серьезным, и все чаще он чувствовал, что первоначальный восторг от участия в предприятии постепенно тает, уступая место крамольным мыслям типа “оно мне надо?”, “сколько же еще?” и другим подобным.