Квартирная развеска - страница 20
Июль 2010
И этот чудесный хазарский текст мне еще милее оттого, что в Астрахани сто лет назад родился Клюзнер.
А вот третье эссе.
Не так давно получила я его по электронной почте от подруги.
Светлой памяти моего
незабвенного кота Маркиза
Мое сердце навсегда и безраздельно отдано гладкошерстным дядькам-котам всех мастей, элегантным и брутальным.
Очень поощряются восьмерка на лбу, наличие толстого хвоста, короткая борцовская шея и мощные при ходьбе лопатки, мышцеватые когтистые лапы, толстые ляжки, шикарные штаны и крупный горделивый предмет мужского достоинства.
А также — бархатные чехольчики для острейших кинжалов, стоптанные пятки, голые беззащитные ладошки, боящиеся щекотки, большие усы, плюшевые щеки, замшевые уши, сладостные уста и влажный нос, мудрый всезнающий гипнотический взгляд и особый антимольный запах котовой шубы!
Прибавить к этому громкие оперные вопли, разнообразное мурчание (от нежного убаюкивающего и едва слышного заговорческого — заговорщицкого? — до страстного и самозабвенного), бодание в ноги и хорошо рассчитанное путание в ногах (чтобы хозяйка упала и уронила фарш), бандитское наглое потрошение сумки с продуктами, вис на когтях за край кухонного стола с одновременным беспорядочным боданием под локоть и готовностью подцепить когтем вожделенный кусок, демонстративную заточку кинжалов, безумную беготню по всей квартире с торможением на поворотах, а потом сонную расслабленную негу во весь рост на полу на самом ходу и, наконец, комфортное наблюдение на недосягаемой высоте со шкафа за суетной мельтешней людишек (как за мышками-мошками).
А если еще вспомнить о врожденном кодовом пристрастии к прекрасному и его брезгливой болезненной чистоплотности, которая заставляет трудягу сначала подолгу с остервенением, грохоча подносом, загребать за собой бархатной перчаткой в туалете, а после этого невозмутимо разлечься на стопке выглаженного постельного белья и тщательно до самозабвения часами отмывать от скверны бархатные перчатки и свое велюровое мужское достоинство, — то получится Гимн Котам!
Через некоторое время пришел постскриптум:
Р. S. Дополнение к Котогимну. Забыла еще добавить к «устам сахарным» — «бородушку масляную, небритку» георгиевскую! Также, поправляя себя, уточняю: «пышные штаны» только у сибиряков, а у наших европейских короткошерстных котов-дядек изысканные плюшевые галифе.
А еще передние лапы, уютно сложенные кренделями по-купечески, да два недреманных ока, — полуприкрытые янтарные смотрелки.
Вагонная сцена
Михаил Копылков дважды видел в электричке женщину, которая просила милостыню; была она огромна, слоноподобна, просила Христа ради; наконец, разглядев среди пассажиров одного, который не подал ей да еще и отвернулся, начинала она осуждать его, такой-сякой, бедной нищенке копейки жалко, живешь припеваючи и т. д. Постепенно заводясь, доходила она до воплей, начинала рыдать в голос, а, дойдя до конца вагона, падала на скамейку, обессиленная, и засыпала. В разные дни, в разных поездах сцена повторялась до мельчайших подробностей.
На лекции
Светская дама, российская писательница, читает в Соединенных Штатах лекцию студентам.
— Я приехала к вам из страны, где главный поэт — потомок темнокожих, имевший собственных белых рабов...
Зал улыбается, она продолжает:
— ...и его застрелил на дуэли красивый белокурый иностранец нетрадиционной сексуальной ориентации, особо не любивший нашего поэта за то, что тот был любитель женщин.
И зал вскрикивает в едином порыве:
— Гоу хоум!
Чис уброло
В юности Светлана с Павлом жили в комнате коммунальной квартиры неподалеку от Нарвских ворот. Соседями их были старик со старухой, совершенно брейгелевская пара.
— Ты не смотри, — говаривала Свете старуха, — что старик мой пьяный и ссаный; он у меня партейный.
Однажды Светлана, придя с мужем из мастерской или из гостей поздно, нашла на своем кухонном столе записку от старухи на кривом-косом клочке бумаги, написанную детским почерком двоечницы малолетней: «чис уброло». И недоумевала: что бы это значило? Может, прозевала она свое дежурство по уборке, а старуха убралась чисто вместо нее? Но дни дежурств она перепутать не могла. Утром выяснилось: Павел забыл в ванной свои часы, старуха убрала их, положила в ящик стола.