Кваздапил. История одной любви. Начало - страница 14
– Принимается.
– Вскрываемся.
– Валет.
В ответ девушка перевернула свою карту:
– Восьмерка.
– Не возражаешь, если к оговоренному условию примажется маленькое дополнение: снимаем не сами, а один у другого?
Настя пожала плечами:
– Ты выиграл, тебе и решать. Но то, что фантазия включилась, радует. Значит, не все потеряно.
Она поднялась на ноги, руки раскинулись, облегчая мне работу. Все, что на ней имелось, легко опускалось по бедрам, чем я и занялся. После последнего, с которым на секунду стыдливо замешкался, придерживаемая за руку девушка подобно Афродите вышла из пены будней в абсолютную свободу. Затем она то же проделала со мной, задержек не случилось, а намек на будущее желание вызвал лишь загадочную улыбку. Если после всего у этой ночи имеется не единственный вариант завершения, то не знаю, что думать. Пока думалось только о нашем виде (в основном о сказочном Настином), о наших желаниях (в основном о природно-нескрываемом моем) и о возможных каверзах напарницы, которая уже продемонстрировала богатство воображения. Желание, аналогичное тому, что сверлит мозги, с ее стороны не прозвучит, это понятно. Потому любопытно, чем мне придется за все расплатиться.
Настины руки медленно тасовали колоду.
– Раздаем по очереди или доверишь мне? – спросила она. – Я, например, мужчинам не доверяю, каждый второй – шулер, а каждый первый норовит смухлевать.
– Нет проблем. Раздавай.
На ковер вновь вывалились две карты.
– Десятка, – сказал я.
Настя перевернула свою.
– Дама.
Она надолго задумалась. Я почувствовал себя в аду на сковородке.
– Ты же сказала, что уже все решила.
– Решила, но попробуй тебя заставить сделать то, что не хочешь. Ладно, не буду настаивать на фломастере. – Победительница сходила за сумочкой, рядом со мной упал тюбик помады. – Желаю: напиши вдоль Люськи свое имя большими буквами, а затем слижи. Ни учебы, ни денег желание не касается, значит, отмазаться не сможешь. Прошу, мой рыцарь печального образа.
Настин взгляд крушил попытки сопротивления как кувалда спичечный коробок, а указующий перст отправлял на подвиги. Ладно, сделаем. Подобрав тюбик, я отправился к мирно отсутствовавшей в этом мире сокурснице, уже торчавшей из-под одеяла вывалившейся ногой.
– Писать имя или прозвище?
– Да кто помнит твое имя? Конечно, прозвище!
Одеяло отлетело в сторону, внизу раскинулись горы, долины и овраги, не подозревающие, как ими распорядилась лихая подружка. Первым делом я аккуратно вернул на место откинутую ногу, теперь она вновь лежала впритык ко второй, и мои чувства смущались не так сильно. Хотя куда уж больше. От двери в спальню ситуацией забавлялась ее создательница.
Между хранилищами подрагивающего желе с темными крышечками появились первые буквы: «Ква»…
– Крупнее! – прошипела Настя. – Не шпаргалку пишешь. А то заставлю переписывать – минимум десять раз, как в детстве, когда у детей почерк хромает. Кстати о почерке: пиши четче!
Пальцы продолжили выводить: «з», «д»… Вскоре – предпоследняя «и», которую пришлось рисовать уже по нижнюю сторону от ямки пупка. Осталась всего одна «к»…
– Полностью! – прилетел приказ от двери.
– Не поместится.
– Вот уж неправда. – Настя искренне веселилась. Заодно мстила за ненаписанный диплом. – Боишься, что в пикантный момент Теплица очнется?
Именно это и напрягало, однако признаваться не хотелось.
– У меня алиби: меня заставили. Все претензии к правообладателю желания.
– Как же я устала от умников. Давай слизывай последнюю букву и пиши как следует.
Язык размазал помаду по белой глади, затем губы с чрезвычайной тщательностью впитали все лишнее. На очищенном холсте рука художника твердо завершила начатое, причем с последней буквой, как и предполагал, пришлось поморочиться. Пульс из рваного перешел в сплошное стрекотание, грудь хотела взорваться и при выдохе могла двигать паровоз. С чувством выполненного долга я оглянулся:
– Так?
– Отлично. Переходим к основному этапу. Не отворачивайся, а то скрываешь самое прикольное. Это же спектакль для меня, верно? Залезь на кровать с другой стороны и приступай к самому приятному.
Если б не полумрак, мне никогда не решиться на подобное. Ночь и предвкушение сделали свое дело, от двери подначивала соблазнительная зрительница, и мои колени продавили матрас рядом с Люськой. Ладони оперлись о покрывало. Голова склонилась, как к водопою.