Лабиринты сердца - страница 12

— Тридцать восемь, тридцать девять, сорок, сорок один, сорок два… А вот тут еще немного! Сорок три… Сорок четыре… — Дениза считала деньги, которые хранила под матрасом, — Слышишь, киса, пятьдесят пять! А нужно шестьдесят!

— Мяу! —   ответила кошка.

— Даже если немного поголодать, то мы все равно не наберем шестьдесят гвенов за такой короткий срок! —   грустно сказала Дениза, заворачивая деньги в платок.

Ее взгляд упал на старинное кольцо бабушки.

— Нет, его мы точно продавать не будем! —   сказала Дениза кошке, — Ведь это все, что у меня есть. Тем более бабушка им очень дорожила!

— Мяу! —   согласилась кошка, выгибая спину. Она потерлась о ногу хозяйки и замурчала. А потом вскочила ей на колени и заглянула в глаза. Дениза внимательно посмотрела на животное и тихо сказала:

— Нет! Я не буду использовать свой дар. Я бы могла раздобыть эти деньги. Я бы могла продать любую вещь за пять гвенов. Или заставить заказчика заплатить мне за работу больше, чем нужно, но … У него тоже семья… И у него может не хватить денег, чтобы заплатить налог… Тогда он и его семья окажутся на улице. Или даже попадут в тюрьму! Просто мы не будем покупать уголь и хлеб пока что. Поголодаем пару дней и заплатим налог. У нас еще есть яблоки и картошка. Я знаю, что ты не любишь картошку, но что поделаешь…

Кошка провела хвостом по лицу Денизы.

— Ты у меня умница… — сказала Дениза, почесывая кошке подбородок.

В дверь неожиданно постучали. Дениза подошла к двери и осторожно спросила: «Кто там?»

Ей ответил женский голос: «Я за платьем для дочери!»

Дениза быстро отворила дверь. На пороге стояла женщина. На ней был старомодный чепец и дырявый фартук, поверх старого серого платья. От нее пахло рыбой. Кошка оживилась и стала громко и требовательно мяукать. Женщина работала в порту. Она чистила рыбу, которую поставляли на второй ярус.

— Тебе не кажется, что солнце сегодня светит так тускло? Вчера оно светило ярче? —   грустно поприветствовала Денизу женщина. На ее фартуке блестели чешуйки, словно драгоценные камни.

— Нет, ты ошибаешься. Оно светит так же ярко, как и вчера, — ответила Дениза.

— Я пришла сказать, что э… я не смогу заплатить в этом месяце за работу… Но в следующем я заплачу! Обязательно!

— Да-да, конечно. Заберите платье… — грустно сказала Дениза, сворачивая заказ, — Я его ушила. Оно будет как раз впору вашей дочери!

— Спасибо! Я… я обязательно заплачу! Еще раз спасибо! —   пролепетала женщина, закрывая дверь.

Дениза готова была расплакаться. Ей никогда не насобирать шестьдесят гвенов.

Но тут случилось чудо, и в гости к ней заглянул пекарь. Он отсчитал семь гвенов, и забрал куртку, штаны и рубашку.

Дениза просто светилась от счастья. Такого везения в ее жизни еще не было! Есть еще два гвена на жизнь! Можно купить капусты и яблок. Можно даже купить половинку хлеба! Не иначе, как покойная бабушка пришла к ней на помощь! Но на этом везение закончилось. Больше за вещами никто не приходил. Заказы тоже не приносили. Дениза просидела дома весь следующий день в ожидании посетителей, но тщетно. Никого не было. Все жители третьего яруса были озабочены поиском денег, чтобы оплатить налог. Дениза была спокойна. У нее была нужная сумма, поэтому можно даже не волноваться. Через два дня в дверь настойчиво постучали:

— Откройте! Именем короля!

Дениза, холодея от ужаса, открыла дверь и увидела на пороге сборщика налогов, в сопровождении двух охранников в плащах с капюшонами, которые закрывали их лица.

— Именем короля вы должны заплатить налог в пользу государства, — сказал чиновник. Он был хорошо одет. Блестящие пуговицы, добротный сюртук подчеркивали его важный статус. Он показал Денизе украшение в виде серебряного мешочка с деньгами. Этот кулон выдавал сам король всем сборщикам налогов в качестве опознавательного знака.

Дениза дрожащими руками протянула ему платочек с деньгами. Она даже не успела вытащить два лишних гвена.

— Что-то подозрительно легкий! —   буркнул чиновник, взвешивая платок в руке, — Сколько тут?

— Шестьдесят… — тихо сказала Дениза.

— Шестьдесят? —   удивленно спросил чиновник, — А вы знаете, мамзель, что с торговцев берут не шестьдесят, а сто гвенов!