Лаэрен - страница 3
– Неет, не надо! Не люблю! – пищала она в испуге и кусала острыми зубками мою руку. Мяч её одиноко бился в истерике в стороне.
Да. И здесь, на её маленькой тонкой шее чернел жуткий шрам – имя.
«АРИС»
– Значит, и у меня такой же… – Я свободной рукой, ещё не веря, провожу по собственной шее свободной рукой и сквозь тонкую ткань перчаток чувствую грубую корочку спёкшихся букв.
Арис, всхлипывая, вырывается и теперь стоит неподалеку в темноте, спиной ко мне, зло отпинывая мячик.
– Во, блин, познакомились, – заключает Котовски. Он уже сидит на любимом прожекторе и покачивает ножками в ярко – зеленых сапогах.
– Что, получила, малявка?! Так и надо тебе, тля депрессивная! – забавляется он, уже уворачиваясь от розового мяча.
Арис злобно косится на меня. Серебристый левый глаз пугающе начинает светиться в неясной темноте, отчего я невольно внутренне сжимаюсь в комок.
– Он мёртвый. Я слепа на это глаз, – пищит Арис, заметив мои эмоции.
– Почему?
Котовски и девочка лишь весело рассмеялись в ответ.
– Аааа поооочемуу, а почееееемуу был кто-то там зииилёёныый? – корчит рожицы ушастый и спрыгивает наземь. Прожекторы гаснут, и на минуту становится темно и… страшно.
Я стою на месте, пытаясь понять происходящее. Но снова меня слепят лампы, и я жмурюсь от неприятной слабой боли. Арис заливается хохотом, показывая пальцем за мою спину, а я, развернувшись, тупо замираю.
Самый лучший способ избавиться от ответа – задать встречный вопрос.
Или подкинуть его…
Что и сделал Котовски. Я забыла про мертвый глаз Арис. Потому что за спиной – зеркало.
В зеркале – я.
Худая, нескладная, бледная. Рыжие волосы рваными прядями, огромные голубые глаза, оба живые. Ушки не кошачьи, хвоста тоже не наблюдается.
Испуганно улыбаюсь, и отражение тоже улыбается мне. Машет рукой в черной перчатке до локтя, поправляет серую майку, немного широкую. На шее – чёрный длинный шарф, на ногах – узкие чёрные брюки, из-под которых выглядывают чёрные ботинки…
…Ботинки…
…на минуту вспоминаю, как бегу по чему-то белому и падаю…
Кто же я?
…Соби…
…Соби?
…Соби!
Зеркало тем времен исчезает и в раме остается Котовски. Он забавно машет хвостом и подмигивает мне. Становится в величественную позу и замирает в раме. Словно картина.
Арис тычет меня и шепчет:
– Мы должны аплодировать ему, Соби!
Ни обиды, ни шипения в её голосе. Растерянно аплодирую и Котовски «отмирает»
– Это у нас ИГРА такая! – показывает он куда-то вдаль. Я оборачиваюсь и замечаю среди прожекторов огромное количество картинных рам.
– Это мой МИРИК, – шепчет ушастый в восхищении.
Арис
– Мирик? Что это? – спрашиваю я, почему-то не надеясь на ответ. Котовски бегает от рамы к раме и замирает.
Каждый раз мы с Арис аплодируем ему, а Котовски заливисто хохочет.
– Ты говорила, это у вас ИГРА такая? – обращаюсь я к девочке, а та деловито поправляет свою «грудь».
– Красивая? – в ответ Арис спрашивает у меня про свою бутафорию, словно не слыша моего вопроса. – Я всегда любила большую грудь… Всегда…
Она печально улыбается, будто вспомнила про что-то. Я начинаю злиться, каждый раз оставаясь без каких-либо ответов. Автоматически аплодирую Котовски, замершему в новой позе.
– Ну, всё, устал… – заявляет ушастый и подбегает к нам. – А сегодня веселее играть! Посмотрите, как заискрился мой мирик! Со времен Руминистэ подобного не было!
Арис кивает, а я, окончательно запутавшаяся в происходящем, уставилась на Котовски.
– Да объясни ты ей уже, а то я устала! Ты мне тогда ещё все нервы вымотал. – Пищит Арис, привычно кидая в него мяч. Ушастый увернулся от удара и запрыгнул с нарочитой легкостью на прожектор.
– Это – мое пространство в мире Лаэрен, – театрально начинает он.
…смотрю на него с блаженной улыбкой, будто меня месяц водили по пустыне без капли воды и теперь вывели к реке…
– Лаэрен поделен на пространства, в каждом из которых есть «жилец». Жильцы появляются неожиданно. На данный момент, ты – седьмая, кто появился ОТТУДА-НЕИЗВЕСТНО-ОТКУДА.
– А что это – ОТТУДА? – спрашиваю я, но Арис шикает, дает понять, что неуместно задавать вопросы, когда Котовски в образе.
– Мой мирик зовётся Картинным мириком Котовски и, как и любой из пространств Лаэрена, нуждается в подкормке. Это эмоции, мои эмоции, – здесь Котовски кланяется нам и продолжает. – Каждый мирики его хозяин холит и лелеет. И иногда мы собираемся все вместе и устраиваем массовую «кормёжку», как сейчас, к примеру, вы аплодировали мне. У каждого своя ИГРА.