«Лафайет», прощай! - страница 4
Я глянул на небо и проступающую на нём луну.
— Здесь нет ничего, — объявил я.
— Да нет же, Боже мой, есть, вон там. Посмотри, — сказал он. — Нет, погоди, послушай.
Я стоял, коченея, сам не зная, чего жду, и слушал.
— Почему ты меня терпишь? — вдруг спросил он.
— Потому что, — объяснил я, — знаю тебя и Герту двадцать два года и люблю вас. Наши действия дальше?
— Встань посредине своего садика, где они могут тебя видеть. Можешь этого не делать, если не хочется.
— Чёрт подери, — соврал я, — а чего мне бояться.
— Не боишься? — Он внимательно посмотрел мне в лицо. — Открой ещё бутылку. Который час?
— Двадцать минут первого.
— Скорей!
Я забежал в комнату и тут же выскочил с бутылкой.
— За эскадрилью «Лафайет»? — предложил я.
— Нет, нет! — встревожено запротестовал Билл. — Не сегодня. Им не нужно слышать этого. За них, Дуг. За них. — Он повёл стаканом в сторону неба, в котором строем по звеньям летели облака и где надгробием белого вымершего мира висела луна.
Я мотнул головой в сторону облаков-призраков.
— Да, — сказал я, — за них.
— За Рихтхофена и прекрасных печальных юношей. Я шёпотом повторил его слова.
Потом мы выпили и, подняв пустые стаканы, показали их облакам, луне и молчаливому небу.
— Я готов, — сказал Билл, — если они хотят придти за мной сейчас. Лучше умереть здесь, на воздухе, чем забираться в дом и слушать, как они приземляются каждую ночь на своих парашютах, и не спать до рассвета, пока последний парашют, прошуршав шёлком, не прильнёт к земле и в бутылке не останется ни капли. Встань-ка вон там, сынок. Вот так. Наполовину в тени. Недалеко, чтобы придать мне уверенности. Но не близко, чтобы, если в кого-нибудь попадёт, то пусть в меня, а не в тебя. Давай.
Я отступил назад, и мы стали ждать.
— Что я скажу им? — не выдержал он.
— Господи, Билл, — ответил я. — Почём я знаю. Это же не мои друзья.
— Они и моими не были. Хуже того, я думал, они мои враги. О, Господи, ну, что это за тупой, глупый, нелепый мир. Враги! Будто такое может быть. Ну, я понимаю, хулиган, гонявшийся за тобой по школьному двору и загнувший тебе салазки, так что искры из глаз посыпались, или парень, который увёл у тебя девчонку и ещё поизмывался над тобой. Но они, они, эти красавцы, там, в облаках и летним днём, и осенним вечером. Нет, нет.
Он придвинулся к краю веранды.
— Ладно, — прошептал он. — Вот он я. Я заслужил всё, что вы пожелаете сделать со мной.
И он высунулся наружу и широко раскинул руки, будто собираясь заключить в объятья ночной воздух.
— Ну, давайте же, чего вы ждёте?
Он закрыл глаза. Я даже испугался, увидев, как далеко он высунулся. Я потянулся к нему, чтобы он не перевалился через перила и не упал, но Билл отстранился:
— Не нужно.
Я отодвинулся и стал ждать.
— Теперь ваша очередь, — крикнул он наконец. — Последний шанс. Бог мой, вы должны услышать, вы должны появиться. Я вам говорю, чудесные вы мои негодяи, вот я, здесь, перед вами!
Он запрокинул голову назад, словно подставляя лицо под тёмные струи дождя.
— Появились? — шепнул он в сторону, не открывая глаз.
— Нет, — пришлось мне сознаться.
Билл стоял, подняв к небу морщинистое лицо и уставившись вверх в страстном ожидании, что облака примут новые очертания и сделаются чем-то большим, чем просто облака. Он жаждал увидеть, как гигантским снегопадом падут на землю, драпируя крыши и завешивая живые изгороди, огромные тени-бутоны.
— Проклятье! — закричал он в конце концов. — Я здесь. Это я убил всех вас. Простите или придите и убейте меня.
И в последнем крике души:
— Простите меня, я так об этом жалею! Заключавшейся в его голосе силы оказалось достаточным, чтобы я отпрянул и полностью скрылся в тени. Может быть, дело было в этом. Может быть, в том, что Билл стоял маленькой статуей посредине моего садика, но облака перестроились, и ветер подул на юг, а не на север. Оба мы услышали, как далеко-далеко прошелестел могучий шёпот.
— Да! — закричал Билл, потом — мне, в сторону, с закрытыми глазами, крепко сжав зубы:
— Ты, ты слышишь?
Облака снова пришли в движение, в них произошла ещё одна пертурбация, словно гигантский пропеллер-невидимка перевернул их лопастями.