Лакей Богов 4 - страница 25

В ледяном голосе Тацуи звучала концентрированная ненависть, поднимавшаяся из глубин его души. Ёсихико никогда ещё не слышал, чтобы его товарищ говорил таким тоном.

— Тацуя, твоя мать и Нанами всегда поддерживали мои теории. Сами небеса хотят, чтобы мы, хранители этого храма, донесли до людей правду. Это мой долг.

— Они соглашались с тобой, потому что иначе бы ты их достал. Даже сейчас, когда сестра лежит в больнице, ты пытаешься донести своё ценное мнение до людей, которые там работают… Хватит! Ты всем мешаешь! — крикнул Тацуя и, схватив Ёсихико за руку, устремился вниз по лестнице.

За спиной что-то прокричал настоятель, но Тацуя быстро шёл по территории храма и даже не оборачивался. Лишь когда они спустились к парковке по следующей лестнице и дошли до грузовичка, Тацуя наконец-то отпустил руку Ёсихико.

— Прости, не стоило тебе этого видеть.

— Да что ты…

Ёсихико притих, не зная, что ещё сказать. Ему не хотелось давать какие-либо советы. В конце концов, все семьи разные.

— Оно, ты знал, что кандзаси может быть короной Нагусы? — Ёсихико решил сменить тему.

Если уж настоятель так разговорился со случайным гостем храма, то и его сын наверняка знал об этой истории.

Тацуя удручённо вздохнул.

— Отец мне все уши прожужжал об этой истории. Да, мне показалось, что она похожа, но уверенности не было. Прости, что не сказал сразу.

Но на искренних извинениях речь Тацуи не закончилась:

— Знаешь, на самом деле тебе никто не скажет, настоящая она или нет. И даже если это действительно корона Нагусы, это ничего не меняет: мы по-прежнему не можем знать, сдалась ли Тобэ, или её казнили.

Да, Тацуя говорил правду.

Ёсихико ещё раз посмотрел на картинку с кандзаси.

С учётом того, что украшение хранится у Амэномитинэ-но-микото, это наверняка и есть корона Нагусы, но по-прежнему непонятно, как она оказалась у Дзимму, а затем у бога — то ли Тобэ отдала кандзаси мирно, то ли украшение забрали посмертно.

— Отцу эта кандзаси нужна просто как символ. Все уже устали от его рассказов, — Тацуя прислонился к грузовичку и посмотрел в синее небо, виднеющееся между деревьев.

— Кстати, твоя сестра в больнице?.. — осторожно спросил Ёсихико, вспомнив момент из недавнего разговора.

Тацуя выждал короткую паузу и ответил спокойным голосом:

— Четыре года назад мы попали в аварию, и с тех пор она не приходила в сознание. Это называется «стала овощем». Её органы функционируют, она даже спит — у неё открываются и закрываются глаза… Но больше ничего.

— Прости… — коротко извинился Ёсихико.

Конечно, он не знал о случившемся, но так или иначе заставил товарища сказать неприятные вещи.

— Тебе не за что извиняться, Хагивара. Та авария на моей совести, — пробормотал Тацуя. — Если бы я не поехал тогда вместе с ней…

Почему-то Ёсихико слегка вздрогнул, услышав голос товарища.

Скорее всего, Тацуя рассказывал об этом так спокойно не потому, что уже давно смирился. Как раз наоборот: он до сих пор не мог переварить случившееся и именно поэтому старался смотреть на происходящее со стороны. Ничто другое не могло объяснить того, что в глазах обычно равнодушного ко всему Тацуи сверкали такие сильные чувства. Возможно, все эти четыре года он только и делал, что обвинял себя.

Тацуя слегка побледнел, а его глаза смотрели куда-то в прошлое.

— Иногда я задумываюсь, как так получилось. Мы ехали в машине вместе, но я отделался переломами, в отличие от сестры.

Слабый ветерок пробежал по полям. Хотя жара уже несколько спала, по спине всё равно бежали капли пота.

— Когда мать погибла, сестра взяла все домашние дела за себя. Она возила меня на бейсбол, болела за меня на матчах, готовила и собирала обеды… Она хотела унаследовать храм, получить образование в университете и строила планы на жизнь…

Ёсихико с болью в глазах смотрел, как Тацуя рассказывает о своей сестре с пустотой в глазах.

— Как думаешь, что сказал отец, когда пришёл к сестре в больницу? «Если с ней что-то случится, кто же будет после меня рассказывать миру о Тобэ Нагусе?» Даже когда его родная дочь оказалась на пороге смерти, он продолжал думать только о Тобэ Нагусе, — Тацуя так сильно сжал кулаки, что они побелели и задрожали. — Он достал меня… Что толку ковыряться в прошлом? Что с того, что мы древняя семья? Почему мы должны хранить и распространять какую-то легенду? Почему это вдруг воля небес? Что изменится сейчас, если мы поймём прошлое?..