Ларин Петр и волшебное зеркало - страница 23
Словом, по ночам не территории бывшего графского поместья иногда бывало жутковато, и Пётр вынужден был отдать должное отваге Волшебного Свистка, который рискнул после наступления темноты в одиночку бродить по скупо освещённым сводчатым коридорам, волоча на себе украденный в учительской Большой Ключ. За это ему можно было простить многое: и излишнюю болтливость, и откровенное самодовольство, и не слишком умную шутку с фиолетовым пауком, и многое, многое другое. По крайней мере, одушевлённый Петром предмет оказался верным товарищем и весёлым, жизнерадостным существом. Он был рад своему одушевлению, а значит, хоть в чём-то Пётр не ошибся и кое-какие из мыслимых и немыслимых последствий одушевления ему всё-таки удалось предугадать.
Он выглянул в коридор. В коридоре было тихо и пусто, но это ровным счётом ничего не значило. Буквально за секунду до встречи Петра с воинственным призраком в пыльном суконном шлеме в коридоре было точно так же тихо и пусто. Да Пётр и не собирался идти коридором; его интересовало совсем другое.
Он опустил глаза и увидел Большой Ключ. Ключ был серебряный, потемневший от времени и действительно очень большой — с полметра, наверное, а то и больше. В темноте он светился неярким белым светом, а формой напоминал обыкновенный французский ключ — плоский, с разновеликими треугольными зубчиками, продольными бороздками и круглой головкой, на которой можно было без труда прочесть выбитый номер — 57072756. Оставалось только гадать, каким образом тщедушный Свисток дотащил эту громадину до изолятора. Впрочем, у Петра имелись кое-какие мысли на этот счёт. Пустотелый хитрец наверняка использовал заклинание Невесомости и даже не вспотел, доставляя свою непосильную ношу со второго этажа на первый. Наверняка так оно и было, иначе Свисток просто не сумел бы сдвинуть Ключ с места. А разыгранный им под дверью изолятора спектакль предназначался, по всей видимости, для того, чтобы разжалобить Петра.
«Надо бы с ним построже, — озабоченно подумал Пётр, — не то совсем разбалуется. Нянчись потом с ним как с писаной торбой…»
Он наклонился, поднатужился и поднял Ключ. Ключ весил, наверное, тонну. Ну, может, и не тонну, но килограммов десять-двенадцать наверняка. Кряхтя и постанывая от натуги, Пётр взял его наперевес, как ружьё, и пошёл через весь изолятор к окну.
— Тяжело? — с деланным сочувствием осведомился из кармана Свисток. — Может, помочь? Заклинание Невесомости или, к примеру, Уменьшительная Трель?
Предложение было заманчивое, но тон, которым это предложение было сделано, показался Петру чересчур наигранным.
— Спасибо, — почти простонал он, с огромным трудом удерживая на весу тяжеленную железку, — сам справлюсь. Без фокусов-покусов, понимаешь…
— Как хочешь, — ответил Свисток, и в его голосе Петру послышалась неуверенность. Похоже, медный хвастунишка сомневался в способности своего хозяина справиться даже с такой простой задачей, как открывание окна.
«Я тебе это припомню», — подумал Пётр, быстро прошёл через весь изолятор и коснулся концом Ключа оконной рамы.
Послышался знакомый скрежет, как будто где-то рядом отпирали огромный и ржавый амбарный замок, окно озарилось зелёным светом. Пётр с облегчением поставил Ключ в угол, прислонив его к стене, отодвинул шпингалет и открыл окно.
В старом парке, разбитом ещё в позапрошлом веке, было пустынно и тихо. Лунный свет серебрил чисто выметенные ветром аллеи, огромные деревья мрачно чернели со всех сторон, как стоящие на страже темнокожие великаны. Пётр не слышал ничего, кроме своего учащённого дыхания и скрипа гравия под подошвами кроссовок. Даже болтливый Свисток окончательно умолк, затаился в кармане, приняв свою первоначальную форму, как будто никакого одушевления и в помине не было. Теперь это был просто свисток — затейливо свёрнутый обрезок медной трубки. Запустив руку в карман и пощупав его, Пётр не нашёл ни колючих лапок, ни любопытных глазёнок, ни болтливых медных губок. Помня о фиолетовом пауке, который, очень может статься, всё ещё бродил где-то здесь, подстерегая добычу, Свисток почёл за благо притвориться мёртвым куском металла. Сколько Пётр ни теребил его, сколько ни щекотал пальцами медные бока, всё было тщетно — Свисток молчал и не шевелился.