Ласковый ветер Босфора - страница 4
– Я, честно говоря, несколько озадачен, – сияя все той же солнечной улыбкой, начал тот. – Почему наш дорогой Мустафа предоставил слово именно мне? Однако, раз уж мне выпало произносить приветственную речь, хочу сказать, что ждал этого проекта очень долго, можно даже сказать, мечтал о нем. И если сегодня действительно та ночь, когда мечты становятся явью, то это, определенно, и мои мечты. Я с нетерпением жду начала работы, возможности соприкоснуться с талантом таких прекрасных людей, приглашенных нашим дорогим хозяином на проект. Впрочем… – Он вдруг обольстительно улыбнулся и сверкнул глазами. – Это все завтра. А сегодня… бал продолжается. Пусть же всех нас захватит вихрь тайны, игры, страсти и веселья, на которые завтра мы, серьезные деловые люди, уже не будем иметь права.
С этими словами мужчина, ловко вывернувшись из-под стискивавшей его плечо руки человека в мантии, метнулся к стоявшему в глубине комнаты старинному роялю с украшенными замысловатой резьбой ножками и подставкой для нот. Огоньки свечей в тяжелых серебряных подсвечниках, установленных на крышке рояля, вздрогнули и заколыхались от его рывка. А мужчина, взмахнув белыми рукавами, как крыльями, ударил по клавишам, заиграл «Турецкий марш» Моцарта. И из-под его быстрых ловких пальцев полетели, понеслись вскачь звуки такие задиристые, звонкие, звенящие каким-то совсем уж отчаянным, безумным весельем, что мало кто из гостей удержался и в ту же минуту снова не пустился в пляс.
Лакей в костюме Пьеро приглушил свет под потолком, и по зале заметались, закружились тени, смутные силуэты, мерцающие одеяния. Завертелись в бешеной пляске локоны, шали, маски, бабочки, перчатки, веера, треуголки и длинные накладные носы.
Кто-то обвил руками талию женщины в серебристом платье, закружил ее в танце. И она не заметила, как смолкли звуки рояля и снова грянул оркестр. Мелькнул в толпе утиный профиль длинного, словно принюхивающийся к здешним кружащим голову ароматам. Проплыли мимо смоляные кудри восточной красавицы. Запестрели разноцветные ромбы на костюмах ловко уворачивающихся от танцующих арлекинов с подносами.
Женщина склонила голову к плечу и вдруг увидела в украшавшем стену большом зеркале свое отражение. Стройную легкую фигуру, обтянутую узким серебристым платьем, яркий, завязанный причудливым узлом платок, скрывающий волосы, небольшую маску, сквозь миндалевидные прорези которой видны были глаза. И поразилась тому, насколько же эта бесспорно привлекательная, окутанная тайной незнакомка не имела ни малейшего отношения к ней самой. Чужая, загадочная, неуловимо прекрасная… Лишь только глаза, смотревшие из-за маски со страхом, со смутной тревогой и тоской, были узнаваемы. Да, глаза принадлежали именно ей…
Ее партнер нетвердо покачнулся и ткнулся носом в шелковый узел на платке, и женщина наконец узнала его – это был тот самый плечистый вихрастый юноша в белой рубашке.
– Сумасшедший дом какой-то, – растягивая слова, доверительно пожаловался ей он. – Все кружится… И все говорят так умно, я не понимаю…
– Мальчик мой, вы пьяны! – догадалась женщина.
И вихрастый юноша тут же вздрогнул и взглянул на нее испуганными глазами.
– Я не пил! – горячо заговорил он, мотая головой. – Я – ни капли! Клянусь.
Потом оступился, ухватился за ее плечи, чтобы удержаться на ногах, и вполголоса повинился:
– Только не говорите Юрию Гавриловичу. Пожалуйста, не говорите! Он меня убьет… Домой отправит, в Москву. Он грозился…
Женщина, усмехнувшись, похлопала беднягу по младенческо-розовой круглой щеке и пообещала:
– Не скажу! Вы только не пейте больше, Сережа. А лучше всего – поезжайте в гостиницу и ложитесь спать. Завтра трудный день.
Парень радостно закивал и, выпустив талию женщины, шмыгнул в толпу. И снова все завертелось, зазвенели тарелки, запели скрипки, защипало в носу от шампанского. Откуда-то выплыла восточная красавица, вещающая своему спутнику на ломаном английском:
– Я так хочу сыграть эту роль, так хочу! Мне объяснили, какая это великая книга. Я буду сильно стараться, очень сильно.
Ее сменил царственный британец со спускавшимися на воротник пиджака красиво растрепанными темно-русыми прядями. За ним снова мелькнул озадаченно трясущий обвисшими брылями Морж. У женщины от всего этого закружилась голова. Пробормотав какое-то вежливое извинение очередному собеседнику, она начала пробираться к ведущим на террасу распахнутым дверям, за которыми влажно и жарко дышала звездная южная ночь. Застывшая, безветренная, она словно манила вырваться из этой опьяненной весельем залы и упасть в ее объятия.