Ласурские призраки - страница 10

стр.

Если бы не самоподогрев и щит, выставленный от ветра, волшебница давно бы замерзла, несмотря на солнце, поднявшееся выше и пригревающее камень. Его лучи, вырываясь из-за облаков, падали отвесно за обрыв, словно стремились искупаться, как делала это архимагистр. Когда точеная фигурка Никорин воспарила над каменным краем, Вителья глазам своим не поверила. Прав был Кипиш – омываемая светом Ники казалась богиней. Наверное, это была ересь, но в это утро, в этом свете и под порывами этого ветра, крейская волшебница готова была вознести молитву ласурской.

– Надумала что-нибудь? – спросила архимагистр, подходя и присаживаясь рядом.

– Научите меня так… – ляпнула Вителья и смутилась.

Ники, подняв брови, смотрела на нее.

Неожиданно Вита почувствовала, что устала ее бояться.

– Научите меня левитировать! – сжав кулаки, повторила она. – Для боевого мага это очень полезное умение.

Вопреки ее ожиданиям, Никорин не рассердилась, а хмыкнула.

– Полезное умение для боевого мага – анализировать, – произнесла она. – Поэтому я жду твои выводы.

– Сотни лет назад здесь был Источник Силы, – заговорила волшебница, – очень мощный, но нестабильный. Местоположение – та полуразрушенная скала. Можно провести аналогию между ним и великаном. Местные жители, не понимающие, что находится рядом, наверняка, считали то место проклятым. Из слухов постепенно сложился миф…

Архимагистр помолчала, глядя в небо.

– Неплохо, Вителья, – наконец, сказала она. – Смотри, здесь мы видим прямую зависимость: опасность – миф или сказка, потому что в основе любого мифа или сказки лежит неизведанное, которого человек боится, поскольку его короткой жизни не хватает, чтобы понять, что оно из себя представляет… Подумай над этим. А сейчас давай-ка позанимаемся! Иди к той скале и попробуй защитить ее от меня так, как будто это люди, за которых ты отвечаешь.

Вита встала и послушно пошла в указанном направлении. Если в занятиях с архимагистром это была теория, то какова же будет практика?

Проводив Вителью до Золотой башни Дробуш Вырвиглот принялся бесцельно слоняться по улицам, глазея на открывающиеся лавки и спешащих по делам людей. Суета его утомила. Покрутив головой, он приглядел скромный трактир, из тех, в которых еда вкусная и дешевая, и зашел внутрь. Честно говоря, еда его не интересовала – он искал удобный уголок, в котором можно было примоститься, чтобы почитать увлекательнейшую книгу, попавшуюся ему на глаза, а именно Ласурский Магический кодекс. Обилие сложно произносимых и абсолютно непонятных предложений совершенно заворожило Вырвиглота, однако он решил, что раз Вита осилила их, то и у него получится.

Чтобы не показаться подозрительным среди активно жующих свои завтраки людей, Дробуш заказал яичницу и большую кружку морса. Еда его организму не требовалось – тролли получали силу от матери-земли, но к вкусу некоторых продуктов он уже успел привыкнуть, а некоторые даже полюбил. Например, морс – тот пах свободой: лесом, полем, разнотравьем… Тем, чего Вырвиглот был так долго лишен.

Когда служка принес заказ, Дробуш сдвинул поднос в сторону, водрузил на стол серьезную книгу в красной обложке с золотым тиснением – кодекс, прихваченный им вчера в Орденской библиотеке, – и углубился в чтение. Многие слова ему были незнакомы, поэтому он запоминал их, чтобы, снова попав в библиотеку, покопаться в словарях – это изобретение человечества приводило его в дикий восторг. Он так зачитался, что не замечал ничего вокруг, а между тем в трактир вошел высокий лысый бородач, огляделся, присматривая столик, и вдруг застыл, глядя на склонившегося над книгой Вырвиглота. Он смотрел на Дробуша так, словно не верил своим глазам. Так, будто встретил близкого родственника, давно пропавшего без вести.

Здоровяк сделал шаг, еще один, крякнул, сжал кулаки и решительно направился в направлении столика, за которым Дробуш наслаждался хитросплетениями юридического сленга.

– Ищу компанию, чтобы выпить! – воскликнул незнакомец, садясь напротив. – Вижу, ты добрый человек, раз книжки читаешь, а значит, выпить любишь.

– Не люблю, – ответил Вырвиглот, не поднимая глаз: бояться ему было некого, к скандалам, в отличие от Кипиша, он нежных чувств не питал.