Латинист и его женщины - страница 5

После рассказа Зинаиды я уже не мог работать. Нервно забарабанил пальцами по краю клавиатуры, отчего все кнопочки на ней мелко задребезжали, потом встал из-за стола, походил по комнате и вышел на балкон.

Надо сказать, я не курю. Как, впрочем, и не пью. Как, впрочем, и не ругаюсь матом. От волнения мне бы сейчас на балконе следовало хорошенько чертыхнуться, закурить, а затем, стряхнувши пепел с высоты пятого этажа, вернуться назад в свою холостяцкую каморку, расположенную в трёхкомнатной коммунальной квартире, достать бутылку чего-нибудь крепкого: водки или там коньяка — и залпом опустошить рюмку. Или две.

Ничего этого я, конечно, не сделал. Просто стоял, дышал воздухом, смотрел на открывающийся передо мною кусок городской панорамы — огромный парк вдали за железною дорогой, бесчисленные частные дома, утопающие в море садов, окраины двух остановившихся гигантских заводов — Вертолётного и Сельмаша…

Середина апреля 1998-го года преподносила сюрпризы: в Москве и других северных городах России снегоуборочная техника надрывалась от усилий разгрести навалившие сугробы, а в нашем Ростове-на-Дону во всю мощь цвели абрикосы, ветер поднимал тучи пыли, а жара достигала тридцати градусов и выше…

Странная женщина! И сны, которые она мне рассказывает, один удивительней другого…

Было время, я тщательнейшим образом обсуждал эти её сны с моим бывшим одноклассником, а ныне — известным ростовским психологом. Он растолковывал мне их значение и сыпал при этом всякими непонятными терминами. Все они были в основном латинского происхождения, и мне бы, как профессиональному латинисту, полагалось бы приходить в восторг оттого, что я так легко понимаю такие умные слова из неизвестной мне науки. Но ничего, кроме омерзения, они у меня почему-то не вызывали. Особенно отвратителен мне был один термин: супер-Эго. Давал мне мой друг и Фрейда, и я его читал-читал, но потом отбросил с разочарованием и брезгливостью: не то. Сатанист какой-то. И нет у него про мою Зинаиду ничего, кроме пакостей.

И тогда я пригласил специалиста к себе домой. Тот, хотя и был нарасхват и свободного времени почти не имел (посетители к нему записывались за две недели вперёд), но пришёл ко мне — вроде бы как в гости. Ну а на самом деле — с целью посмотреть на предмет моего постоянного изумления. Этак вроде бы невзначай я втянул Зинаиду в разговор с нами, а на другой день спросил психолога:

— Ну, что это было? Как ты думаешь?

Он выдал мне её психологический портрет. Оглушительный, как взрыв атомной бомбы. Тщательно описал все её проблемы со всеми их признаками.

Я внимательно слушал и слушал: ничего нового. Поражали только скорость и виртуозность, с какою вся эта бездна ценнейшей информации была добыта: немного поболтал, присмотрелся к лицу и жестам, и вот уже на меня обрушивается целая лавина сведений! Под конец гениальный специалист сообщил: да, ты был прав, это действительно потрясающая, прекрасная, незаурядная женщина!

Я тогда разозлился: столько возни, столько научных терминов и рассуждений!.. И только ради того, чтобы узнать, что моя Зинаида — потрясающая, прекрасная и незаурядная женщина. Да я это и без тебя знал! Ты мне скажи вот что: чем именно она такая незаурядная! В чём её потрясность и прекрасность!

И знаменитый психолог — не сказал. Затруднился с ответом.

Задетый за живое, он приходил ко мне ещё и ещё раз, снова и снова беседовал с Зинаидой, но так ни до чего и не додумался.

И тогда я позвал другого специалиста. И совсем другого рода.

Этот, пугая собачонка Дымка своим угрюмым видом, сосредоточенно ходил по всей квартире с изогнутою спицей, которая у него в руках вращалась как стрелка компаса, ходил со свечою, пламя которой тоже имело привычку изгибаться то туда, то сюда, и это всё означало что-то такое очень важное и как-то туманно комментировалось.

Оказывается, вокруг нас живут в своём параллельном мире некие невидимые существа и как-то взаимодействуют с нами и с нашими поступками. Мы проходим сквозь них и даже не замечаем их существования, а они видят нас, что-то знают о нас и вообще — себе на уме.