Лавандовая лента - страница 20
Эдриэнн остановила машину на подъездной аллее. Она посмотрела на дом. Ее дом. Пожалуй, она достаточно узнала о его истории. Ее интересовало будущее, а не прошлое. Ей хватило драмы и в жизни, особенно в последние месяцы перед разводом. И ей не следовало ввязываться в еще одну грустную историю. Она оставит себе те письма, которые прочитала, а оставшиеся положит назад на чердак. Она не в состоянии выдержать еще одну драму.
Эдриэнн заглушила мотор. Она слышала пение птиц, но оно не казалось ей умиротворяющим. Эдриэнн знала толк в ранах и шрамах. Она могла сравнить себя с Уильямом Брайантом, почувствовать боль, которую он, должно быть, испытывал. У них с Уильямом было нечто общее. И это начинало слишком сильно бередить ее раны. Только шесть лет назад она думала, что ее мир будет сказочно идеальным. Но формула «они жили долго и счастливо» не сработала.
Когда она вышла из машины, солнце Флориды осветило ее, будто одобряя ее решения. Входная дверь больше не скрипела. Эдриэнн купила смазку и сама укрепила дверные петли. Дом был ее проектом, а не тайной полувековой давности.
Но когда она вошла внутрь, на маленьком столике рядом с дверью лежали эти письма. Письма, которые читались как поэма. И она не смогла удержаться. Она протянула руку и схватила их. Направилась в кухню, сделала себе чай со льдом и вышла на заднюю веранду, к своему любимому креслу.
Дневной бриз покрывал воду рябью, и лучи солнца пробивались из-за туч. Эдриэнн посмотрела наверх, на горящий шар, ожидая осуждения. Но солнце тепло поцеловало ее щеки. Прохладный воздух долетал до нее с моря вместе с ароматом лета. Девушка откинулась на спинку кресла, и ее волосы рассыпались по плечам. Она положила стопку писем себе на колени, и на ее лице заиграла довольная улыбка. Это был идеальный день, чтобы сидеть и читать.
Сентябрь 1944
Дорогая Грейси,
даже держа в руках ручку, я не хочу писать эти слова. Я прошел столько миль с тех пор, как попал сюда, и с каждым шагом не переставал думать о тебе. Только ты помогаешь мне оставаться живым и двигаться вперед, когда мое сердце умоляет меня остановиться.
В лагере тихо, большинство спят или дремлют – теперь и дремота считается сном. Нас стало меньше. Немцы постоянно обстреливают нас. Но не это пугает меня. Я думаю, больше всего меня страшит темная безнадежность, которая прячется среди деревьев, притаившись в тени. Я не позволяю себе размышлять об этом. Это смерть. Такая же смерть, как от гранаты, пули или артиллерийского огня. Мы стали выполнять свою работу механически. И я думаю, что это настоящее благо. Когда мы видим, как наш друг падает в бою, мы оплакиваем его и идем дальше. У нас нет выбора. Мы должны двигаться вперед.
Грейси, я хочу попросить об одолжении тебя и Сару. Пожалуйста, не сдавайтесь. Пока я знаю, что вы обе верите в меня, я способен победить любого врага, будь это один немецкий пехотинец или целая немецкая армия.
Спасибо тебе за последнее письмо. Я получил его как раз в тот момент, когда мы отплывали. Когда мы высадились в Нормандии, остальные письма были утеряны вместе со всем моим имуществом. Мне так жаль… Каждое твое письмо было для меня золотым. Но я перечитываю их в памяти снова и снова. Может пройти некоторое время, прежде чем наша почта снова станет доходить до нас, но, пожалуйста, находи для меня слова. Скажи мне, что любишь меня, и напомни мне о доме.
Как там милая Сара? Скажи ей, что я часто вспоминаю тот день, когда увидел ее в заливе. Она плакала, и мое сердце потянулось к ней. Я никогда не встречал более нежного создания, чем милая Сара. Пожалуйста, Грейси, не забудь передать ей мои слова. Если ты увидишь моих родителей, скажи им, что я по ним скучаю. Как и ты, они не хотели, чтобы я ехал сюда. Но я их не подведу.
Грейси, тебе принадлежит вся моя любовь.
Навеки твой,
Уильям.
Эдриэнн попыталась представить, где сидела Грейс, читая эти письма. В одиночестве в своей комнате? На берегу? И Сара, нежное создание, – как она переживала потерю Уильяма, своего друга, того, кто нашел ее плачущей в глубоком месте залива? Эдриэнн отложила письма, чтобы сделать себе сэндвич, и постаралась думать об Уильяме, а не о предательстве Грейси. Вскоре она вновь смогла читать эти письма с тем же невинным восторгом, какой в самом начале испытывала к ним и героическому незнакомцу, который их писал.