Лавка красоты "Маргаритки" - страница 17

Я вновь кричу, разом перепрыгиваю через упавшего мужчину, и бегу к двери. Распахиваю её, выскакиваю на скрипучее крыльцо и… замираю. Палисадник, и так имевший вид не особо благопристойный, вовсе подурнел. Корявые ветки срослись между собой, образуя глухую непроходимую стену, настолько плотную, что улицу Серого квартала никак не разглядеть.

Похоже, умом я всё же тронулась…

Последнее, что помню, это подступившую к самому горлу дурноту и стремительно раскачивающееся небо. А ведь я и подумать не могла, что однажды превращусь в кисейную барышню.

Что-то скользкое и довольно холодное касается лица. Не противно, а напротив, довольно приятно. Освежающе, я бы сказала. Но говорить не хочется, как и глаза открывать, как и выбираться из кокона темноты, где так приятно и совсем не страшно.

Потом, совершенно неожиданно, ха-ха-ха, вспоминаю об обстоятельствах, загнавших меня в этот уютный кокон, и не только глаза сразу открываю, но ещё и вскакиваю, чтобы тут же с подозрительным звоном столкнуться с чьей-то посторонней макушкой.

– Ай!

– Ш-ш-ш!

Раздаётся одновременно.

Дабы не причинять себе очередную порцию боли, отползаю так быстро, как это вообще возможно в положении лёжа на спине.

– И откуда в худосочной истеричке столько сил? – раздражённо бормочет мужчина, именно тот, которому досталось от меня увесистой балясиной по голове, пока я пытаюсь сбежать подальше.

И только из-за желания своего, не сразу вникаю в им сказанное, а когда «ласковые» слова вдруг становятся понятными, резко останавливаюсь и хриплю:

– Это с чего вы взяли, что я истеричка?!

Конечно, вопрос этот совсем неуместный, и лучше бы мне не останавливаться, а вскакивать на ноги и нестись куда подальше без оглядки, но… То ли дело в тётушкином дневнике, прочитанном несколькими часами ранее, то ли и я являюсь феей лишь наполовину, только бежать перехотелось, а вот настучать по голове, что ругательства в мою сторону извергает, захотелось вновь.

Вопрос мой проигнорировали, лишь скривились, многозначительно так, отчего пуще прежнего обидно стало.

– Поклёп! Я требую ваших извинений! – выкрикнула громко, чтобы смысл сказанного точно дошёл до адресата.

Но адресат умело прикидывается глухим, или слабоумным (тут я точно ответить не могу), и поднимается на ноги. Роста он оказался внушительного, тем более для меня, сидящей на трухлявом полу.

Мужчина, значит, поднимается, потирает пятернёй огромную шишку, что смотрится куда внушительнее его внушительного роста, и говорит, спокойно и вполне себе уверенно:

– Что ты тут делаешь?

Ни тебе вежливого обращения, ни вины, которой прямо-таки должен фонтанировать его голос, я не обнаружила. А потому набираю полную грудь воздуха и уже готовлюсь вывалить на ночного посетители все ругательства, услышанные мною за короткую и очень насыщенную жизнь, как меня перебивают с ещё большим пренебрежением:

– Только не кричи, у меня со слухом всё в порядке.

Я сдуваюсь, как дикий огурец, если шлёпнуть по нему ногой, и бурчу, поднимаясь с пола:

– Живу я тут.

В предрассветной полутьме лицо мужчины кажется каким-то серым, и глаза будто белесой плёнкой затянуты. Да и сам его вид намекает на болезнь, в могучем теле притаившуюся. Отчего-то страх, до сей минуты всё ещё сжимающий сердце настырными щупальцами, гаснет. А на его месте появляется несвойственное мне желание помочь.

Нет, на меня и раньше, бывало, находили приступы неведомой добродетели, но направлены они были на людей знакомых, а никак не на первых встречных, к тому же влезших ночью в мою обитель.

Да только какими бы ни были правильными доводы разума, желание это никуда деваться и не подумало.

– Давно? – незнакомец хмурится, покачивается и кое-как хватается за стену, пытаясь удержаться на ногах.

– Так вчера заселилась, – лепечу тоненько, здраво опасаясь, что вот прямо сейчас этот внушительный, а по делу просто малохольный неудачливый грабитель рухнет тут замертво. А мне потом перед стражами порядка оправдывайся, откуда в доме вновь прибывшей в столицу феи труп взялся.

– На каком основании? – хрипловато, явно с трудом бросает мужчина и таки оседает на пол. Правда сознание не теряет, а всего лишь дышит часто и со свистом.