Лавка красоты "Маргаритки" - страница 4
У стройного плетня, затянутого колючей стеной вьющихся кроваво-красных роз, стояла карета. Ни повозка, ни телега, ни пролётка, которых в нашем городке водилось достаточно, а самая настоящая карета, с чёрными лакированными боками, с откидной крышей, гармошкой лежавшей позади сидений, с породистыми лошадьми, что недовольно перетаптывались с ноги на ногу, и подрагивали всем телом, пытаясь отогнать от себя надоедливых насекомых.
– Дядя, это кто? – спрашиваю тихо, хотя в наступившей тишине, в которой, кажется, даже мухи жужжать перестают, всё равно мой голос звучит слишком громко.
От удивления я даже забыла, что с дядей первой заговаривать не стоит – обругает, а отвечать нормально не станет. Правда, то ли родственник удивился не меньше моего, то ли фаза луны наступила какая-то особенная, но он произнёс:
– А это мы сейчас узнаем, кого в наши края занесло! – да так воинственно это прозвучало из его уст, что я невольно оторвала взгляд от кареты и посмотрела на него.
Дядя Росм, в самом деле, выглядит воинственно, и мне вдруг почудилось (глупость какая, честное слово), что защищать он собрался меня.
От кого? От вон того щупленького дядечки, в высоком цилиндре, который расхаживает взад и вперёд, ожидая, пока мы подойдём?
Глава 2
Подошли. Встали. И рассматриваем друг друга – мы приезжего, а приезжий нас. Молча всё, без единого словечка.
И думается мне, что молчание это может длиться бесконечно, аккурат до заката, пока солнце не завершит почётный круг и не опуститься за пушистые кроны деревьев. Ан, нет, я всё же ошиблась.
Дядечка деловито перекладывает аккуратную папку из одной руки в другую, и протягивает освободившуюся для рукопожатия:
– Брукс Шмот, будем знакомы.
Судя по тому, что дядя своей руки не подаёт, больше того, сжимает её в кулак, явно намереваясь показать всю степень собственной радости от столь бесцеремонного вторжения на свою территорию, я выступаю вперёд, предотвращая катастрофу:
– Здравствуйте! – протягиваю ладонь, быстро сжимая жилистую худощавую руку и поспешно её выпуская. – Чем обязаны?
Стоит ли говорить, что к нам столь важные гости раньше не захаживали? А если посмотреть на дорогие начищенные туфли, к которым так и льнула надоедливая дорожная пыль, да на щегольской костюм и золотую цепочку часов, свисавшую из кармана, гость был невероятно важным. Для нашего городка – так точно.
– Может быть, пройдём в дом? – дядечка многозначительно приподнимает брови, будто сказать чего пытается.
Нет, бестолковой особой я себя никогда не считала, а сегодня, поди ж ты, совершаю одну глупость за другой.
Оглядываюсь и поспешно киваю – с каким бы делом к нам не прибыл этот важный гусь, любопытным соседям, подкравшимся едва ли ни к самому плетню, знать о нём не обязательно.
– Конечно, конечно, – тараторю поспешно, и отступаю к калитке, чтобы тут же распахнуть её настежь.
Но не тут-то было, дядя Росм оживает:
– А у нас незнакомцев в дом не пускают, – особо выделяет «нас» и преграждает путь приезжему.
Да что ты будешь делать!
– Дядя, – говорю заискивающе и подхватываю его под локоток. – Что о нас приличный господин подумает?
И в глаза смотрю, пытаясь донести до старого упрямца, что не место сейчас для его ворчливости. Вот зайдём в избу – пусть хоть по полу катается да ногами топает, но не тут.
– Это в каком это месте он приличный-то? – возмущённо выдаёт дядя Росм, и я от стыда готова сквозь землю провалиться.
Это ж надо, так опозориться-то…
– Дядя… – бормочу еле слышно, покрываясь от стыда жгучим румянцем.
– Вообще-то, – пока мы с ним тут препираемся, к нам подходит тот самый «не очень-то приличный господин», и обиженно выдаёт: – Я приехал не к вам, – окидывает презрительным взглядом дядю Росма, – А к этой молодой особе.
И на меня показывает дрожащим от негодования пальцем.
Тут я и про стыд забыла, и про то, что разговаривать лучше не посреди улицы.
– Ко мне? – пищу точь-в-точь как малахольная барышня, коими становятся девы всех возрастов и сословий, стоит на горизонте завидному холостяку показаться. А ведь уверена была, что сроду до писка такого не снизойду…
– К вам, к вам, – кивает на манер заведённой игрушки. Достаёт из аккуратного портфеля несколько таких же аккуратных листов с красивыми вензелями да печатями и торжественно провозглашает: – Радуйтесь, от покойной тётушки вам достался особняк в самой столице!