Лавсаик Святой Горы - страница 13

Был февраль 1910 года, когда благодать Божия известила сердце, что мне надлежит идти на место безмолвия и молитвы. Я имел горячее желание отправиться в Кавсокаливийский скит, где некогда подвизался мой земляк преподобный Акакий и где проходили и доселе проходят иноческое жительство два других моих земляка – родные братья-иеромонахи, чей духовник отец Пантелеимон, известный своим благочестием и добродетелью (в ту пору старец ста трех лет), считался старейшим из всех здравствовавших тогда агиоритов.

Твердо вознамерившись сразу по прибытии на Святую Гору идти в Кавсокаливу, я прямо из Дафни отправился туда сушей. Но, зайдя по пути в Дионисиат и увидев погребение старца-иеродиакона, был пленен благочинием тамошних отцов, аскетическим обликом и местоположением обители, после чего возложил надежду своего спасения на всеблагого Бога и честного Предтечу Иоанна.

Когда меня зачислили в монастырь и назначили помощником в гостиницу, шла Великая Четыредесятница. В те времена все скиты и эримитирии были переполнены монахами, монастыри владели метохами и раздавали обильную милостыню. Непрестанно совершалась панихида, для чего в субботу вечером приходили отцы-аскеты и эримиты, которые затем оставались на агрипнию и получали натуральное вспоможение.

Влекомый к ним естественной приязнью и благочестивым чувством, но от избытка благоговения не решаясь докучать вопросами, я старался, то вслушиваясь издали, то усаживаясь поближе, усвоить из их бесед хоть что-нибудь и, таким образом, составить понятие о духовном устроении приходивших отцов.

Дело шло к ночи. В ожидании звуков била, созывающего к агрипнии, я закончил положенную раздачу кофе братии и гостям и присел у себя в кафецарии[69], чтобы немного передохнуть до начала бдения по случаю Пятой недели Великого поста.

И вот, желая, как видно, дать мне представление о трапезе отцов-аскетов, а наипаче положить конец внутреннему моему ропоту, особенно усилившемуся из-за авронии[70],– ибо, во-первых, меня, как более юного, дважды в неделю посылали с другими сверстниками собирать это растение и, таким образом, лишали службы, а во-вторых, я не мог выносить горькую похлебку из него, – Всеблагой Бог устроил так, что в это самое время пришли и уселись на скамье снаружи два эримита. И первый вопрос у одного к другому был: «Как до сего дня проводили вы Святую Четыредесятницу?». «Молитвами вашими и по благодати Христовой благополучно, – отвечал тот. – По соседству с нами есть благочестивый духовник иеромонах Матфей, он служит для нас литургию, и по средам и субботам братия причащаются. С тем и послал меня старец, чтобы я взял просфор, немного свечей, вина и вернулся». «А как справляетесь с телесными нуждами?» – снова спросил первый. – «В нынешнем году милосердие Божие пощадило нас. Мы питались авронией и не заметили, как прошла Святая Четыредесятница. Каждый день отвариваем ее с малой толикой риса, а по субботам и воскресеньям – с елеем, так что мы избыточествуем пищей и имя Божие прославляется!». Услышав это, я оплакал себя и тотчас исцелился от роптания, ибо у нас в монастыре похлебка из авронии готовилась раз или два в седмицу, и вдобавок братская трапеза постоянно включала маслины и смоквы, эти же в своей бесплодной пустыне лишены были того и другого. Аврония представляет собой растение с мягкой верхушкой из разряда, как мне думается, карабкающихся влаголюбивых. Горькое на вкус, оно, по мнению ученых, обладает мочегонным и кровоочистительным действием. На Святой Горе аврония встречается во всех влажных местах, и стебли ее, выходящие из земли с начала по конец марта, считаются благословением Божиим для Великого поста. Тем, кто вкушает ее впервые и без елея, как положено в постные дни на Афоне, она и вправду кажется невыносимо горькой, но отцы издавна свыклись с ней, находя съедобной и полезной.

В каменистой пустыне Афона, простирающейся от «малого» скита Святой Анны до Виглы, водятся во множестве огромные улитки, пригодные в пищу. Здесь же мне довелось видеть отцов, никогда не позволявших себе вареной пищи и поддерживавших силы лишь сырыми плодами и паксимадами (сухарями). Был тогда у нас в обители прекрасный обычай: из хлеба, остающегося от трапезы отцов, делать сухари для раздачи приходящим пустынникам. А те, приходя за благословением и зная, что монастырь наш собирает в Моноксилите богатый урожай отборных смокв, приносили с собой улиток и выменивали их на плоды.