Лайза Миннелли. История жизни - страница 11

На этот раз Винсенте полагал, что развод пойдет Лайзе только во благо, в отличие от его былой уверенности, что именно ради дочери разводиться не следует. По его собственным словам: «Я выбрал душевное равновесие. Лайзе пойдет на пользу, если она будет жить с одним нормальным уравновешенным родителем вдали от другого, чем с обоими, когда они только и делают, что отравляют друг другу существование. Джуди на прощание поцеловала дочь, дружески обняла меня и ушла. На этом наша совместная жизнь окончилась».

После этого случая Лайза уже никогда не могла радоваться Рождеству и, если верить рассказам, каждый раз разражалась слезами, услышав в исполнении матери песню «Пусть Рождество твое будет счастливым».

Через три месяца, представ в Верховном Суде перед судьей Уильямом Маккеем, Джуди заявила, что ее второй муж Винсенте Миннелли не заботился о ней и целиком и полностью отгородился от ее жизни. Джуди получила развод и официальное опекунство над Лайзой, при условии, что дочь будет проводить с отцом половину времени. Винсенте отдал оба их дома — один на Эвансвью-Драйв и второй в Малибу — в распоряжение Джуди и согласился платить алименты в размере пятисот долларов в месяц. Развод опустошил обоих духовно и физически, а Винсенте к тому же остался практически без средств к существованию. Но даже и при стесненных средствах он пытался сделать жизнь дочери яркой и полноценной. В этом он был схож со многими разведенными отцами, которые, либо терзаясь виной, либо по причине любви, пытаются превратить для своих детей жизнь с отцом в нечто до крайности необычное.

По его словам: «Если я и баловал Лайзу сверх всякой меры, то это лишь потому, что мне хотелось как-то уравновесить скудное разнообразие ее существования с Джуди. И хотя Лайза всем сердцем любила мать, Джуди ассоциировалась у меня, в первую очередь, с долгом и тревогами. Я же ничего не требовал взамен. И как результат, делил с Лайзой самые счастливые, самые беззаботные минуты ее жизни».

Джуди уехала в Нью-Йорк, а Лайза оставалась с отцом в Лос-Анджелесе. Здесь ей удалось приспособиться к его холостяцкой жизни даже лучше, чем ему самому. Стоит привести слова, сказанные однажды по этому поводу Ли Гершвином: «Винсенте, я всей душой люблю малышку, но, признайся, Лайза донельзя избалована. И ты знаешь, что это твоя вина. Джуди держит ее в ежовых рукавицах и как-то пытается воспитать у нее характер. Но ты, ты готов отдать ей все на свете — да ты просто размазня! Ради ее же собственного блага тебе следует ее немного приструнить. Если ты этого не сделаешь, то помяни мое слово — когда она вырастет, то только и будет лечиться по психушкам».

На что Винсенте сумел ответить лишь следующее: «Да я и сам знаю, просто, видишь ли, я не в силах ничего с собой поделать».

Несмотря на все его недостатки как родителя, Винсенте относился к дочери с уважением. По словам самой Лайзы: «Он меня по-настоящему понимал. Он держал себя со мной как с истинной леди. Даже тогда он общался со мной как с женщиной. А уметь так себя вести с маленькой девочкой — наверное, самое ценное, что только можно себе представить».

Согласно принятым в те времена правилам опека над ребенком считалась неотъемлемым правом матери. Однако Джуди была не в состоянии контролировать свои эмоции, и это не могло не сказаться и на ее карьере. Ей требовался наставник и поводырь. Майер указал ей на дверь. Отношения с собственной матерью обострились до предела, и даже отец ее ребенка тоже стал ей чужим.

Джуди пыталась как-то подстегнуть покатившуюся было под уклон карьеру. Но со студии не поступало никаких предложений, как, впрочем, и от организаторов гастрольных поездок. Словом, все отвернулись от нее. Финансовое положение ухудшалось с каждым днем, а ведь ей еще надо было заботиться о малолетней дочери. Жизнь превратилась для Джуди в бесконечную череду уловок и уверток, постоянно приходилось увиливать от оплаты счетов и обманывать гостиничных администраторов.

Как ни странно, Джуди, некогда презиравшая за то же самое собственную мать, теперь все сильнее на нее походила. Этель имела привычку притворяться, будто бросает дочь на произвол судьбы и, заперев ее одну в гостиничном номере, удалялась. А теперь сама Джуди, наоборот выставляла Лайзу в коридор и, заперев номер, отправлялась на несколько часов, а то и на целый день по своим делам. Испуганная Лайза, конечно же, начинала плакать, а недоумевающие соседи пытались достучаться в запертую дверь.