Лазоревый петух моего детства - страница 26

стр.

— Умные? Им кажется, что они выше? А почему они выше? Хамье! — И запел нежно: — Сонюшка, я иду-у… — И пошел сквозь кусты.

— Я знаю, что я теперь буду делать, — сказала Ольга. — Я теперь буду смеяться.

Мимо нее по дорожке шла сиреневая женщина с заграничным портфельчиком. Вслед за женщиной, словно на поводке, торопилась девчонка с черными кудрями, та самая девчонка, которая, конечно, покрасивее Ольги.

— Вы только на меня посмотрите, — говорила эта девчонка. — Я для вас в самый раз.

— Я на тебя уже посмотрела.

— Я сниматься хочу.

— Все хотят.

— А я больше всех хочу. Я три года перед зеркалом упражнялась.

— Все упражняются. И не морочь ты мне голову.

— Я умею петь басом. — Девчонка запела на непонятном языке с восточным акцентом. И заплясала. И так увлеклась, что не заметила даже, как женщина скрылась.

— Тьфу! — сказала она, обнаружив побег. — Стоило глотку портить. Строит из себя режиссершу, а сама ассистентка. Что она понимает! Уж если я им не нравлюсь, тогда понятно, почему нет хороших картин.

Ольга вскочила на парапет.

— Ничего тебе не понятно. Черная ты ворона. Бутылка из-под чернил! Кривляка! Ну, что уставилась? — Ольга принялась петь, кстати, тоже на непонятном языке, и плясать. — Подумаешь, — сказал она, отдуваясь. — Так петь и плясать все могут, только стесняются. Еще перед зеркалом упражнялась три года. Не могла это время на дело потратить. Черная ночь ты. Копоть!

Девчонка попятилась. Ольга соскочила с парапета, взмахнула руками.

— Кар-ррр! Ты в зеркало не видела, какая ты уродина? Ты посмотри и умри от досады. Я сейчас прысну!

Девчонка вскрикнула и пустилась бежать.

— Наповал! — сказала Ольга. Посмотрела вокруг, в глазах ее сверкал боевой огонь. — Берегитесь, — сказала она. — Я буду смеяться над всеми!

Картина восьмая

Вечер приблизился к городу, он развел темные краски на площадях и на улицах. На другом берегу реки дома тесно прижались друг к другу, как заговорщики. Ветер утих.

Из парка на набережную вышла Ольга. Увидела шута (дядю Шуру), обрадовалась. Шут стоял с букетом цветов, важный и бледный.

— Дядя Шура! — крикнула Ольга.

Шут вздрогнул, поморщился от досады.

— Опять ты? Могу я иметь личную жизнь?

Ольга засмеялась.

— Чего ты смеешься? Не смейся.

Ольга уселась рядом.

— Дядя Шура, у вас глупый вид. Ха-ха-ха. Ну до чего же у вас глупый вид!

— Перестань хохотать, — сказал ей шут (дядя Шура). — Это тебя не касается, какой у меня вид.

— Как же… Вы, наверно, влюбились. Потеха. Комедия… Дядя Шура, вы элегантны, как торшер.

Шут посмотрел на Ольгу печальными глазами.

— Иди-ка ты лучше домой.

— А что, и смеяться нельзя? — спросила Ольга.

— Смейся, — сказал ей шут.

— Ну и буду. Я теперь решила так жить. Я теперь над всеми буду смеяться. Я теперь всем покажу.

— Смейся, — сказал шут (дядя Шура). — Показывай.

— Сейчас. — Ольга огляделась.

По набережной гуляли нарядные люди — воскресенье было. Прямо к ним шел Тимоша. Он смотрел на Ольгу большими глазами.

— Ага! — Ольга заерзала от нетерпения. — Иди, иди. Ну, подходи поближе… — Голос ее стал мягким и сладким, как пастила.

Тимоша подошел, облокотился на парапет.

— Хорошо, что я тебя разыскал.

— Это просто отлично, даже прекрасно, — сказала Ольга. — Дорогой Тимоша. Юрик!

Тимоша помигал немного.

— Ты на нас не сердись…

Ольга перебила его:

— Что это у тебя с носом?

— А что? — Тимоша потрогал свой нос.

— Он же у тебя как огурец. Ты, когда чай пьешь, лимон носом давишь. А уши! Уши — как у слона. Ты, когда спишь, ушами глаза закрываешь.

Тимоша слегка отодвинулся.

— Ну, ты даешь, ну, я пошел.

— Иди, иди, — Ольга ему улыбнулась. — Иди червяков копай. Носатый крот. Неудачный потомок слона. Червячный спекулянт. Лопоухий щенок. Ушастый головастик. Боевая киса-мяу. Шестью шесть!

Тимоша сжал кулаки, пододвинулся к Ольге и, не зная, как ему поступить, спросил дядю Шуру:

— Что с ней?

Дядя Шура пожал плечами.

Тимоша снова уставился на Ольгу.

— Неужели? — прошептал он. — Ой-ей-ей… Может, ты пить хочешь? Я сейчас. Я тебе принесу лимонаду. — Он оглядывался на бегу и сокрушенно качал головой.

Ольга откашлялась.

— Вот балбес! Он что, не понимает, что я над ним смеюсь? Бывают такие, которые не понимают.