Льды. Люди. Встречи - страница 5

В штабе новый начальник. Я вижу его в первый раз. Окончив служебный разговор, Константин Константинович представляет меня. После наступившей паузы слышу:

— Что? Художник? Хватит с нас прошлогоднего писаки! Люди работать будут, а он пассажиром поболтается, поболтается да и сочинит клюкву развесистую…

Рост большой. Голос безапелляционный. Посадка за столом твердая. Бессильны тут московские удостоверения, бумажки разные…

— Напрасно вы так, — вступает Константин Константинович, — Это полярник. Он плавал у меня.

— С этого бы и начали. А то мало ли чепухи наносной бывает. — И, обращаясь ко мне: — Что, если вам поработать на флагмане у Воронина, походить с ним? А не сладится у вас там, перейдете на другой ледокол…

Владимиру Ивановичу Воронину меня представит Константин Константинович. Снабженный для порядка официальным направлением, выхожу из штаба и мы отправляемся сперва на "Ермак", стоящий, как и все суда, на рейде. На нем "приведем себя в вид", а потом уже пойдем представляться "по всей форме".

Авторитет и популярность Воронина были так велики, что в просторечии о его судне говорили так:

— Когда Воронин за караваном будет? — спрашивали капитаны транспортов, заходя в штаб.

— Видел Воронина Карскими Воротами идет. Тяжело ему. Лед там как в воронку набило! — говорил пилот, садясь за стол летной столовой.

— Зоя! Не слыхала, когда Воронин за углем придет? А то еще когда на Челюскин завоз будет. А я бы с Куроптевой, с прачкой, лучку бы своему туда послала…

Выйдя из штаба, идем на берег к ожидающему нас катеру с "Ермака" — дедушки ледокольного флота, как уважительно называют его моряки. С каждым судном связываются судьбы многих людей. Каждое судно — это частица истории мореплавания, истории страны. С детищем Степана Осиповича Макарова — "Ермаком" — связано немало ярких страниц истории не только русского, но и всего флота вообще. До последнего времени сохранилась неприкосновенной каюта адмирала, его кровать и на стене — порыжелая фотография, спуск "Ермака" со стапелей. Теперь по типу "Ермака" построены многие ледоколы и суда с ледовым поясом. Некогда непроходимый "ледовый погреб" стал судоходным трудами замечательных русских мореходов. Сложнейшие арктические плавания совершили капитаны: Белоусов, Вызов, Воронин, Марков, Миловзоров, Николаев, Пономарев, Сорокин, Хлебников… Трудно поставить точку, закончить список тех, кто сделал возможным невозможное. Пройдет время, и их именами назовут суда будущего, которым станут доступны полярные моря во все времена года.

'Ермак' на рандеву

Часы показывают позднее время, когда мы оставляем каюту Константина Константиновича и выезжаем к Владимиру Ивановичу Воронину на флагманский ледокол. С моря тянет холодом. Стоит полярный день. Его неугасающий свет озаряет поселок, скалистые острова с белыми пятнами снежников и стоящие на якоре суда.

Между ними, пересекая отражения огней, плавают "несяки" — отдельные небольшие льдины. Легкая дымка переходит в низкое серое небо, высветленное у горизонта белым отблеском ледовых полей. Неразукрашенный и нерасцвеченный пейзаж этот бесконечно влечет к себе.

И с каждым годом все больше и больше заселяют его жители степей, лесов, далекого юга и больших городов, находя себе тут вторую родину…

Вельбот быстро пробегает короткое расстояние, и вот мы у парадного трапа. На душе тревожно. Как-то сложится работа?..

Вахтенный докладывает, что у капитана прием. Входим. Деловые разговоры уже закончены, и Владимир Иванович, проводив гостей, приглашает нас за вновь накрытый стол. Мы сидим, беседуем, в воздухе веет таким спокойствием, что невольно забываешь о близком пути, где командиру флагмана предстоит решать судьбу навигации, брать на себя ответственность за суда, снабжение городов и поселков.

Приносят ключ от каюты. Воронин провожает меня, сам открывает дверь и желает спокойной ночи. Тронутый вниманием, прощаюсь и, отложив все сомнения и беспокойства на завтра, валюсь в постель. Утром будит шум брашпиля. Вирают якорь. Сейчас будем сниматься и поведем суда первого каравана. Скорее наверх. Обидно прозевать что-либо. Надо быстрее найти место на палубе, не заливаемое волной в шторм, с хорошим обзором, откуда можно писать в любую погоду. Середина судна занята надстройкой, оставляющей узкие проходы по бортам. На носу в непогоду не то что писать, а и находиться опасно. Остается кормовая часть с "видом назад".