Лебеди Кассиды - страница 40
— У каждого человека, — жестко сказал Давид, — есть выход. Если он человек.
— А я не хочу подыхать! — поднял голову Лонг.-
Мне нравится жить. Я еще не съел своей тысячи котлет, не выпил того, что мне отмерено выпить… Он неожиданно грубо выругался. — Я попал в жернова, и они крутятся, Ойх, крутятся!
— Вы никогда не думали о побеге?
— Бежать? — лицо Лонга нервно передернулось. — Куда? Через три дня меня приволокут к Стану, как взбесившегося пса, — на цепи, и я буду лизать ему руки, вымаливая прощение. Это унизительно, Ойх!
— Но оставаться здесь еще унизительнее!
— А вы? — укоризненно отозвался Лонг. — Вы сами? Читаете мне нравоучения, а вечерами просаживаете деньги в кабаке, валяетесь с женщинами в постели, а потом рассуждаете о предназначении человека. Это, по-вашему, нравственно?
Давид почувствовал, что краснеет.
— Кто вам… — начал он, но Лонг насмешливо перебил:
— Анкета, Ойх, всего лишь полицейанкета, которую я получил в порядке ознакомления с будущим объектом. Жандармерия проявляет чудеса тайного сыска, не правда ли? У меня нет желания попасть под колпак собственного аппарата. Противно, знаете ли, становиться полярником.
— Кем? — Давиду показалось, что он ослышался.
— Полярником, — повторил Лонг. — Это наш жаргон. Так мы называем соиизменников.
Они замолчали, и стала слышна далекая музыка — ресторанная вакханалия достигла своего апогея.
— Я шел сюда узнать, что нас ждет, — нарушил молчание Давид. — Теперь надо думать, что я должен сделать, чтобы этого не случилось.
Лонг хмуро смотрел на него.
— Вы пойдете со мной, — продолжил Давид.
— У меня нет ни малейшего желания…
— А меня не интересуют ваши желания, — жестко Отрезал Давид. — Вы пойдете со мной, хотите вы этого или не хотите.
— А если я не пойду?
— Обойдемся безо всяких «если». В самом этом слове кроется какая-то безнадежность для спрашивающего. — Давид прошелся по комнате и остановился перед пультом машины. — Я полагаю, что вся система коммуникационно связана с компьютером?
— Да, — послушно отозвался Лонг.
— Пароль?!
— Что?
— Я спрашиваю, какой пароль предусмотрен для входа в программу?
— Зачем вам это, Ойх?
— Узнаете. Назовите пароль.
— Вы хотите уничтожить систему? Но это безумие!
— Я думаю, что у вас предусмотрено уничтожение системы на случай непредвиденного вмешательства в вашу работу?
Лонг невнятно выругался.
— Почему вы думаете только о себе? Почему вы не спросите, хочется ли подыхать мне?
— Я уже спрашивал вас об этом и знаю, что подыхать вам не хочется. Так что у вас предусмотрено для уничтожения системы?
— Этого я вам не скажу.
Давид повернулся к хозяину кабинета. Широкое лицо Лонга было в капельках пота. Лонг боялся, и, почувствовав этот страх, Давид понял, что Лонг ничего не скажет.
— Повернитесь, — приказал он.
Лонг догадался и покорно повернулся к Давиду спиной, скрещивая кисти рук. Давид связал ему руки капроновым чулком, туго затянув узел.
— Мне жаль вас, — сказал Лонг, не оборачиваясь. — В одиночку воевать с государством — значит заранее обречь себя на поражение. Вас просто уничтожат.
— Слишком много разговоров, — заметил Давид. — Жаль, что вы отказываетесь назвать пароль. Придется использовать более примитивные методы.
— А что будет со мной?
— Не знаю, — честно сказал Давид. — Самым разумным было бы застрелить вас. Но у меня не поднимется рука выстрелить в связанного и безоружного человека. Вы пойдете со мной. Хотя бы до берега.
— Во всем обвинят меня.
— Тогда у вас останется один выход: бежать вместе со мной. Что это у вас — спирт?
— Черт! — почти прокричал Лонг. — Откуда у вас эта решимость? Вы всегда казались мне мягким человеком.
— Вы сами загнали меня в угол, — Давид сунул в бутыль палец и принюхался к жидкости. — Похоже, что спирт. Чему же вы удивляетесь? Даже безобидные козы оказывают сопротивление волку в безвыходной ситуации. Я ненавижу тех, кто пытается меня мять, как пластилин. И мне кажется, что таких, как я, немало.
— Я устал, — сообщил Лонг. — Вы больны, Ойх. Ведь это чертовски заманчиво создать общество единомышленников, общество, в котором нет разногласий, в котором все его члены подчинены единой цели.