Леди и одинокий стрелок - страница 11

стр.

Проехав примерно с полмили, мы оказались за городом, в уединенной рощице, где нас никто не мог увидеть. Недоброе предчувствие начало покалывать мне сердце. Лопес стащил меня с седла, а Федерико услужливо поднес моток веревки, которую зачем-то, я видел, прихватил с собой из дома. Теперь я, конечно же, понимал, зачем он это сделал.

– Прощайся с жизнью, гринго, – просто сказал Лопес, закрепляя один конец веревки на дереве.

Ужасно вот так запросто быть повешенным… Меня держали с обеих сторон, и все же я попытался вырваться, но получил только удар по почкам. Лопес знаком приказал подтащить меня поближе к дереву.

– Ты надоел сеньору Санчесу, – бросил он коротко. – И мне тоже. В последний раз спрашиваю тебя: где тайник?

Чтобы не доставлять Лопесу удовольствия, я широко улыбнулся и плюнул ему в лицо. Он спокойно вытер плевок, угодивший ему точно в глаз, но я видел, что скулы у него побелели, несмотря на загар. Прочие бандиты застыли в изумлении. Очевидно, прежде никто не смел так с ним обращаться.

– Прощай, гринго, – сказал Лопес, и петля сомкнулась на моей шее.


И вот теперь я танцевал на самом краю скользкого камня, изо всех сил пытаясь не сорваться с него, ибо тогда петля захлестнулась бы и жизни Риджуэя Стила, только-только достигшего тридцати семи лет, наступил бы конец. Люди умирают и в пять лет, и в двадцать, и в сорок пять, и даже в сто, но статистика мало утешает, когда речь идет о таком неповторимом и талантливом существе, как ты сам.

– Выбирай, – спокойно говорил Лопес под смех своих дружков, – или ты говоришь нам, где тайник с алмазами, или… Да примет господь твою грешную душу, гринго, ибо лично мне она ни к чему.

Он стоял, скрестив руки на груди, и невозмутимо наблюдал за мной. Я почувствовал, как веревка чуть-чуть натянулась, и откинул голову назад, но в результате получилось только хуже, потому что веревка натянулась еще сильнее. Да, замысел подвесить меня был хорош, но меня самого он никак не устраивал. Может быть, лучше признаться в том, что я готов открыть, где находится этот чертов клад, и предложить отвести к нему? Потому что, честно говоря, я уже устал от своих балетных па на пороге смерти.

– Мир вам! – прогремел чей-то мощный баритон из-за деревьев, и в то же мгновение темная фигура отлепилась от ствола пальмы.

Это был монах. Возможно, один из тех, что молились у гроба Франсиско Санчеса. Он был в рясе и накинутом на голову капюшоне, из-под которого сверкали необыкновенно колючие глаза.

Меня так поразило его неожиданное появление, что я едва не свалился с камня. Но и бандитов оно мало обрадовало. Лопес направился к монаху.

– Падре, вам тут нечего делать, – проговорил он неприязненно. – Идите и забудьте о том, что вы здесь видели.

– Аминь! – возгласил монах, осеняя себя крестным знамением. – Но я с сожалением вижу, что вы казните грешника без отходной молитвы и обрядов, предписанных нашей святой матерью-церковью. – Он перекрестил Лопеса, и тот машинально склонился перед ним в почтительном поклоне. – Нечестивцы! Следовало бы сначала исповедовать его, ибо перед богом надо представать с чистой совестью.

– Мы и так пытаемся его исповедовать, – с кривой усмешкой ответил Лопес, – да он что-то не хочет. – Он сделал шаг вперед, оттесняя монаха к кустам. – Ступайте, падре. Вам тут не место.

– Что ж, – печально молвил монах, – будем надеяться, что вы достойны той благодати, которую я призываю на вас.

– Что за благодать? – фыркнул кто-то из бандитов.

– А вот эта, поганцы!

И два револьверных дула насупленно глянули из рук монаха. И изрыгнули свинец.

Лопес свалился первым с дыркой в голове. Остальные, похоже, так растерялись, что и не поняли, что происходит. Когда дым развеялся, я увидел, что все бандиты лежат на земле убитые, а монах невозмутимо перезаряжает «кольты», достав из-под рясы горсть патронов.

От такого зрелища я, забыв об осторожности, изумленно дернулся и все-таки свалился с камня, забарахтался в воздухе. Все заплясало у меня перед глазами, постепенно теряя очертания.

– Помо… – прохрипел я, болтаясь между небом и землей, как воздушный змей.