Леди и печальная повесть - страница 4

стр.

На меня посмотрели еще более неласково, чем на джентльменов.

— Роберт, Чарльз, вы свободны, — холодно произнес лорд Дарроу, — а с мисс Уоррингтон мы еще немного пообщаемся.

Что?

Остаться наедине с его милостью, совершенно мне, слабой и беззащитной девушке, совершенно не хотелось. И вовсе не потому, что молодой леди не следует находиться наедине с мужчиной… Просто если у меня не будет крепкого тыла в виде моих друзей, то у лорда Дарроу появится больше шансов добиться от меня правды.

А после этого он наверняка меня убьет.

Поэтому на дверь за которой скрылись племянники его милости, я смотрела с тоской и отчаянием. Но сбежать мне точно никто не позволит.

Его милость прошелся по комнате туда-обратно, что обычно ему было несвойственно, а после замер напротив меня и взглянул прямо в глаза.

— Мисс Уоррингтон, надеюсь, вы достаточно внимания уделяете моей племяннице? — спросил мистер лорд Дарроу. Тон его мне чрезвычайно не понравился.

Как будто бы у меня есть так уж много вариантов… Да и сам мужчина должно был видеть, что я постоянно нахожусь подле Эбби, и наши отношения как будто бы стали еще лучше прежней дружбы. Последнее, по моему мнению, стало вполне закономерным последствием того, что у нас появились общие на двоих коварные планы.

— Разумеется, ваша милость. Я уделяю мисс Оуэн все свое внимание и все время, — бодро отрапортовала я, глядя в прямо в глаза вельможе.

Врать мне вроде бы всегда удавалось искусно, но все-таки с лордом Дарроу этот фокус далеко не всегда проходил. Слишком уж этот человек был проницательным и мудрым, чтобы мне удалось водить его за нос с той же легкостью, что и соседей прежде. Разница в возрасте и жизненном опыте давала о себе знать.

— Вам лучше не показываться лишний раз без сопровождения на улицу, иначе все может обернуться дурно для вас. И даже, когда вас призовет ее величество, вы не должны ехать без сопровождения Роберта и Чарльза, вам ясно?

Я вытянулась по струнке и ответила:

— Совершенно ясно, ваша милость.

Что же такое опасное для всех нас происходит теперь в столице, если лорд отдал четкий приказ не казать носа без сопровождения мужчин? Николаса Дарроу никто бы не назвал человеком, склонным к беспричинной панике…

Мужчина посмотрел на меня с явной укоризной и покачал головой, явно не доверяя таким вот заявлениям с моей стороны. Я бы тоже не доверяла…

— Надеюсь, я могу рассчитывать на ваше благоразумие? — осведомился мужчина. В его голосе звучала безнадежность.

— Да, ваша милость.

Разумеется, нет. Мое благоразумие уже давным-давно попрощалось со мной и явно не собиралось возвращаться в ближайшие дни. Наверняка оно объявится вновь после побега мисс Оуэн и будет укорять за совершенную глупость. Но это только в будущем.

Когда его милость наконец отпустил меня, я ощутила такое облегчение, что в пору было разрыдаться от счастья. Все-таки в присутствии лорда Дарроу мне постоянно хотелось покаяться во всех своих грехах, которых накопилось за мою короткую жизнь, как ни странно, немало.

В коридоре меня дожидался взволнованный сверх всякой возможной мистер Уиллоби, который, должно быть, успел перебрать все худшие варианты развития моего разговора с его грозным дядей. Мистер Оуэн ушел, вероятно занявшись более важными вещами. Стоило мне только выйти за дверь, как мистер Уиллоби тут же совершенно возмутительным образом схватил меня за руку и потащил прочь от кабинета своего дяди.

— Судя по тому, что дядя Николас не попытался придушить меня с кузеном на месте, вы сохранили нашу небольшую тайну, — с некоторой долей облегчения произнес мистер Уиллоби, когда решил, что мы достаточно далеко отошли от кабинета лорда.

Я тяжело вздохнула и кивнула.

— Да, сохранила. Будто бы у меня был выбор… — устало произнесла я, обнимая себя за плечи.

После пережитого волнения, мне начало казаться, будто я стала мерзнуть, хотя в особняке его милости никогда не было холодно. К тому после замка Воронов для меня вообще не существовало холодных мест.

— Если ваш дядя узнает правду, то пострадаю в первую очередь я сама, — расстроенно произнесла я. — Но не думаете же вы, что нам удастся долго дурачить его милость?