Леди на одну ночь (СИ) - страница 36
В вагоне стоял запах квашеной капусты и чеснока, и было так душно, что Шуре стало дурно после первого же часа поездки. Ехавшее рядом с ней семейство небогатого (судя по пожиткам) купца непрерывно что-то ело, добавляя к овощным ароматам что-то мясное и рыбное. Они хлебосольно угощали и ее, но она за целый вечер не смогла убедить себя проглотить ни крошки.
В ее собственной корзинке тоже лежало немало вкусного — Таисия Павловна позаботилась. Но Шура привыкла есть в спокойной обстановке, когда можно было пользоваться столовыми приборами, не боясь толкнуть локтем соседа или расплескать воду.
Чувство голода дало знать о себе на следующее утро. Атмосфера в вагоне не стала более приятной, но до дома было еще несколько дней, и Шура заставила себя позавтракать.
— Не то нынче время, чтобы молодой барышне ехать в Москву, — весомо сказал сидевший на соседней лавке пожилой мужчина. — Надеюсь, вас встретит на вокзале кто-нибудь из родственников.
Она заверила — да, конечно. А сама тряслась от страха, думая, как будет ждать на вокзале поезд до Архангельска.
Москва встретила сразу оглушившим ее шумом и новостью, от которой бешено заколотилось сердце.
— Новая власть в Петрограде! Временное правительство низложено! Вся власть — советам рабочих, солдат и крестьян! — на разные голоса выкрикивали продавцы газет на площади перед вокзалом.
Шура плохо разбиралась в политике, и это известие взволновало ее прежде всего потому, что могло помешать ей добраться до дома. А если отменят поезда?
И стоявшие перед входом в здание вокзала извозчики, и ожидающие отправления пассажиры громко обсуждали произошедшее в столице. Большинство сходились в одном — новая власть продержится недолго. Но смуту ожидали большую. Состоятельные путешественники на всякий случай прятали в чемоданы меха и драгоценности.
Вздохнула с облегчением Шура только тогда, когда устроилась в вагоне. Теперь теснота, духота и тошнотворные запахи не самой свежей еды уже не казались проблемой.
Несколько десятков часов пути прошли будто в тумане. Шура старалась ни с кем не разговаривать и почти совсем не спала. И когда, наконец, за окном замелькали знакомые архангельские пейзажи, она почувствовала себя почти счастливой.
— Ох, барышня, как хорошо, что вы вернулись! — Дашутка была рада столь искренне, что это тронуло Шуру почти до слёз. — В Петрограде-то вон что творится! А ну-как и до Архангельска дойдет?
Тетушкин дом в ее отсутствие стал совсем другим. Большая часть комнат была словно погружена в сон — мебель накрыта чехлами, на гладких поверхностях комодов и столов лежал слой пыли.
— Вы не думайте — в вашей комнате я давеча порядок навела. А гостиную и комнату Кирилла Сергеевича и без того блюду.
Брат приехал с работы вечером в половине восьмого — усталый, но веселый. Долго обнимал ее, держал за руку.
— Я не верил, что ты приедешь. Думал, тетушка тебя не отпустит. Кому она теперь будет изливать свои печали? Кто станет слушать ее с тем вниманием, с каким умеешь слушать ты? Но я ужасно рад, что ты здесь! Я по тебе скучал.
Они ели куриные котлеты и пили смородиновый чай.
— Дарья неважно готовит, — вздохнул Кирилл. — Но выбирать не приходится. Кухарку, как ты помнишь, тетушка рассчитала еще перед отъездом.
Да, из всей прислуги в доме остались только Даша да кучер, он же истопник Антип.
— Но по нынешним временам и это уже почти роскошь, — брат усмехнулся. — Я слышал, новая власть не приемлет эксплуатации человека человеком. Не удивлюсь, если скоро в домах совсем запретят держать слуг. Я читал лозунги большевиков. Больший бред трудно придумать.
Шура выглянула в окно — по улице шла толпа нетрезвых мужиков, горланивших какую-то неизвестную ей песню. Одеты они были просто, но вышагивали с гордо поднятыми головами.
— Слышишь? — усмехнулся брат. — Уже почувствовали свободу. В прежнее время они не посмели бы буянить на этой улице — побоялись бы городового. А нынче всё можно.
— Как ты думаешь, это надолго?
Она понимала, что спрашивать об этом Кирилла глупо — он разбирался в политике столь же плохо, как и она сама. Но с кем еще она могла бы поговорить? У нее не было ни близких подруг, ни друзей. А об единственном человеке, с которым она когда-то разговаривала долго и откровенно, сейчас она старалась не вспоминать.