Леди-обольстительница - страница 56

Некоторое время они молчали. Тяжелая атмосфера тяготила Гвен.

— Я недавно была на гастролях в Америке, — промолвила она, пытаясь настроить мужчин на более веселый лад. — И хотела бы поберечь голос, но в знак нашей дружбы я могла бы…

Алекс рассмеялся, и Гвен искоса с недовольным видом взглянула на него. В его глазах мерцали озорные искорки.

— Ваши гастроли закончились в Сан-Франциско, насколько я знаю, — сказал он, подыгрывая ей.

Однако его заговорщицкий вид нервировал ее.

— Вовсе нет, — из вредности возразила Гвен. — Бедняга, из-за азартных игр и алкоголя у вас помутился рассудок. — И она обратилась к Баррингтону: — Вы знаете, он давно пристрастился к рулетке и абсенту. И это привело к ужасным последствиям. Де Грей говорит сейчас о моем турне по побережью двухгодичной давности. Но в этом году я закончила гастроли в Чикаго и не согласилась поехать на юг из-за начавшегося землетрясения.

— Вы мудрая женщина, — похвалил ее мистер Баррингтон. — Поедемте все втроем в «Ша Нуар». Возможно, там нам удастся уговорить мисс Гудрик спеть.

Но прежде чем Гвен и Алекс успели что-нибудь ответить, за деревянным экраном раздался переливчатый звон и на площадку вышла танцовщица, прикрывавшая обнаженную грудь руками. Ее радужных цветов юбка имела глубокие разрезы, в которых виднелась верхняя часть бедер.

Гвен ахнула. Вот это была дерзость и раскованность! Нет, ей самой никогда не достичь столь высокой степени свободы.

— Вы хотите, чтобы я станцевала? — спросила она с сильным французским акцентом. — Или вы собрались уходить? Другие клиенты ждут.

— О, милочка, примите наши извинения! — сказал мистер Баррингтон и, достав из кармана сюртука банкноту, сунул ее танцовщице.

Взяв деньги, она фыркнула и снова скрылась за экраном.

— Итак, что вы решили? — весело спросил Баррингтон. — Я умираю от любопытства, так мне хочется услышать голос мисс Гудрик.

— Я тоже, — промолвил Алекс. — Но пусть решает дама.

Он насмешливо взглянул на Гвен. Неужели Алекс не верил, что она обладает хорошим голосом? Он хотел, чтобы она отказалась от предложения Баррингтона, придумав какой-нибудь предлог. Не на ту напал!

— Итак, вперед, в «Ша Нуар»! — бодро воскликнула Гвен.

Самый, одиозный кафешантан Парижа оказался маленьким, темным и тесным. Войдя в него, пришлось протискиваться сквозь ряды колен и задевать локти посетителей. В воздухе висел сигаретный дым. На стенах красовались старинные вещицы. Прибитые к панелям медные сковородки соседствовали с фальшивыми доспехами, небрежными рисунками и картинками, вырезанными из журналов. Здесь же можно было увидеть засушенный букетик или забытый кем-то носовой платок. В углу над очередным рисунком углем трудился молодой человек в поношенной, залатанной во многих местах бархатной куртке.

Один из официантов, одетых в зеленые сюртуки и треуголки в подражание университетским преподавателям Парижа, принес Алексу стаканчик бренди. Горячность и возраст местных завсегдатаев сказывались на окружающей обстановке. Так, например, большинство столов, пострадавших в потасовках, были колченогими, и когда Алекс поставил на один из них свой стакан, тот угрожающе покачнулся, прежде чем принять устойчивое положение.

Пробегавший мимо официант с тяжелым подносом остановился рядом с Баррингтоном, чтобы обменяться с ним любезностями. Нового знакомого Гвен, судя по всему, здесь хорошо знали. Посетители здоровались с ним, похлопывая его по плечу.

— Обожаю богему, — промолвил Баррингтон, когда официант двинулся дальше, — общаясь с ней, я вновь чувствую себя юным, только вступающим в жизнь.

По виду Баррингтону можно было дать не больше тридцати пяти лет. «Рановато он стал сокрушаться об утраченной юности», — с неприязнью подумал Алекс.

— Значит, в юности вы вели богемный образ жизни? — спросил он.

— Нет. Но если бы у меня была возможность начать все сначала, я бы исправил это упущение. Думаю, из меня вышел бы отличный кутила и бродяга.

— Странно слышать это от человека, который занимается сделками с недвижимостью, — заметил Алекс.

Баррингтон усмехнулся:

— Давайте не будем об этом. Я же сказал вам, что в Париже никогда не говорю о делах.