Леди-плутовка - страница 11

И все же, как он устал – и телом и духом…

Дженкс прислонился к шершавой каменной стене и закрыл глаза. Он устал от богатых, плативших за то, чтобы скрыть правду; устал отказываться от дел, вопросов, на которые не было ответов, нераскрытых смертей; устал видеть, как перехватывают руку правосудия, как наказывают бедняков, а богачи остаются безнаказанными.

Взбешенный, Каллум пнул стену, добавив еще одну царапину на мыске и без того поношенного сапога.

Черт! Черт! Будь все они прокляты! И будь он сам проклят за то, что позволил надеть на себя наручники, как преступник, за то, что не сумел помочь, сделать то, что правильно: не позволить вору улизнуть!

Голубой цвет неба сгустился до синего, но до заката оставалось еще несколько часов: дни начала лета тянутся порой бесконечно, – и пока не стемнеет окончательно, представители модного лондонского общества будут сидеть по домам. Они скорее вернутся с пирушек после восхода, чем выйдут из своих особняков до заката, а это означает, что у него есть время вернуться на Ломбард-стрит, если его измученные ноги одолеют дорогу. Сэр Фредерик не единственный, кто сумел обойти закон: родственники и покойный муж леди Морроу тоже подкупили так называемое «правосудие», – и теперь леди Изабел хотела исправить содеянное мужем: восстановить справедливость, преступив закон не ради выгоды, но ради истины.

После свидания с сэром Фредериком это для Дженкса значило куда больше, чем после разговора с леди Изабел.

Он проклянет закон вместе с тем, что уже проклял, только однажды, ради возможности увидеть торжество справедливости, пусть это возможность и ничтожно мала.

Дух Гарри Дженкса забылся неспокойным сном.

Изабел никак не ожидала, что Каллум Дженкс когда-нибудь вернется в ее гостиную, и все-таки он пришел в тот же день – правда, уже ближе к вечеру.

– Я помогу вам, леди Изабел, – выдавил сыщик, – но мы сделаем это по-моему.

Дженкс выглядел помятым, по краям его рта залегли угрюмые морщины, и Изабел обеспокоенно спросила:

– Что заставило вас передумать? Впрочем, неважно: это не имеет значения. Вы сказали, что поможете мне, и я постараюсь сделать все, чтобы вы смогли сдержать слово.

– Но вы готовы делать так, как я скажу? – резко спросил Дженкс.

– Вас что-то рассердило, – заметила леди Изабел.

– Да, но вы здесь ни при чем, – признался сыщик.

– Рада слышать. Я сделаю, как вы скажете, если посчитаю это правильным. Если же нет, то сообщу вам об этом.

Мужчина прищурился. Женщина ответила тем же.

Наконец напряжение стекло с его лица, и Каллум облегченно вздохнул:

– Конечно, миледи. Это разумно.

Если бы только она говорила так же откровенно с Эндрю!.. Впрочем, это невозможно: им бы и в голову не пришло рассуждать о помощи. Собственно, каждый сам выбирает, просить ему помощи или нет. Изабел куда лучше была знакома с долгом, кузеном помощи, который послушно исполнял все возложенные на него обязанности.

– Спасибо за возвращение и согласие помочь. Хоть вы и посоветовали мне подражать действиям сыщика, я не совсем понимала, что делать дальше.

– А сейчас?

– Сейчас я покажу вам картину, от которой столько неприятностей.

– Показывайте дорогу, миледи.

Если бы только все было так просто!

– Я отведу вас к картине, но это не значит, что она просто висит где-то на стене.

– Это вряд ли было бы разумно, – согласился Дженкс, – учитывая, что она принадлежит герцогу Ардмору.

– Да, пока.

Брр… Как же она ненавидела посещать хранилище картин!

«Это все ради Люси, – твердила себе Изабел. – Ради нее одной. Чтобы помочь».

Дорогая Люси, которая целые дни корпела над бумагой и полотнами, много читала, обожала создавать предметы искусства так же, как Эндрю Морроу обожал их продавать. Она любила уединение и, случалось, неделями никого не видела, если не считать Изабел, слуг и Бринли.

Люси клялась, что ей нравится проводить целые дни дома, но Изабел считала, что это она виновата во всем, это на нее возложена ответственность за успех Люси в этом сезоне. Если девушка не получит приглашения на самые престижные балы, потому что слишком долго не выезжала…

Неважно. Сейчас это неважно.