Леди в белом - страница 11

— Вы удивительно мудрая девушка, — тепло произнесла она.

Если бы…

Обед прошел в гробовом молчании. Почему — то в отсутствие его милости никак не удавалось завести хоть сколько — то оживленную беседу, хотя мне прежде иногда и казалось, что именно присутствие лорда Дарроу создавало мрачную атмосферу и не давало говорить свободно.

Ничего подобного. С ним, напротив, было куда легче. Просто я раньше этого не понимала.

— А что говорят о цыганах, миссис Чавенсворт? — спросил мистер Уиллоби.

Во взгляде пожилой женщины сквозила снисходительность. Уж миссис Чавенсворт — то абсолютно точно понимала, что волнений табор у племянника его милости вызвать попросту не мог и племянник его милости просто пытается поддержать беседу. Любым способом.

Раньше мистер Уиллоби действительно не боялся цыган. До недавнего времени. Но теперь все резко изменилось.

— О цыганах говорят множество самых разнообразных вещей. И боюсь, ни одна из этих россказней не соответствует истине. В наших края не может быть столько детей и лошадей.

Я бы, пожалуй, даже рассмеялась бы после такого действительно остроумного замечания, если бы настолько сильно не тревожилась. К сожалению, ситуация обернулась так, что стало уже не до шуток.

Находиться взаперти, даже без возможности выйти в сад, оказалось поистине мучительно. Не то чтобы меня так сильно тянуло на свежий воздух… Просто само понимание того, что я стала узницей в доме, мешало дышать, даже несмотря на понимание необходимости подобной меры предосторожности.

Ко всему прочему, нам с мистером Оуэном и мистером Уиллоби приходилось также и сдерживать моих сестер и матушку, которым, как назло, страстно захотелось прогуляться именно в тот момент, когда это стало опасно. И чем больше мы настаивали на том, чтобы оставаться под крышей дома, тем сильней, разумеется, мои родные жаждали вырваться на свободу.

Пришлось отвлекать мать и младших всяческими способами разной степени разумности, пытаясь не вызвать у них подозрений, но при этом и не дать выйти за порог.

Насчет не вызвать подозрений… Словом, тут вышла промашка. Уже через пару часов сестры поняли, что не выпускают их вполне намерено и начали задавать слишком неудобные для меня вопросы. Пришлось отмалчиваться и едва ли не запирать сестер и мать в доме. Те не слишком радовались моему самоуправству, но миссис Чавенсворт, а, значит, и вся ее прислуга, встала на мою сторону, и это немного облегчала мою задачу.

— Кэтрин, что происходит? — в конце концов, не выдержала матушка и потребовала ответов.

Мистер Уиллоби под нос буркнул:

— Хотелось бы и мне этого знать…

Энн и Эмили растерянно уставились на молодого человека и… промолчали. Довольно странно, если вдуматься. За прошедшие несколько дней сестры уже полностью привыкли к обществу племянников лорда Дарроу и подчас вели себя с ними даже чересчур смело на мой взгляд. Словом, младшие должно были высказать все свое недовольство напрямую и безо всякого смущения. Но, так как это не выходило уже, по сути, за пределы семьи, я решила, что нет никакого смысла отчитывать младших.

Хотя молчание Энн и Эмили меня настолько сильно смутило.

— Я… я пока не могу ответить, мама, — отвела я взгляд. Смотреть в глаза родительнице не было никаких сил. — Но его милость держит все под контролем.

Если только возможно держать под контролем что — то настолько неуправляемое и опасное, как Тшилаба.

— Успокойтесь, дорогая миссис Уоррингтон, если за что — то берется дорогой Николас, то не стоит волноваться слишком уж сильно. Он прекрасно разберется со всеми возникшими затруднениями, — заверила хозяйка дома мою родительницу.

Та, пусть и неохотно, но все-таки кивнула.

Такой неожиданной союзнице как миссис Чавенсворт я искренне обрадовалась. Матушка моя, пусть и считала меня довольно разумной для своего возраста, однако не спешила верить во все, что я говорила. Без поддержки миссис Чавенсворт мне бы не удалось так легко уговорить маму не предпринимать попыток покинуть дом и просто делать, как ей говорят.

— Но, мама, выходить нельзя, — принялась я объяснять. — Ни по какой причине. То есть, вообще ни по какой! Даже если кто-то явится, и скажет, что папа или Эдвард при смерти или же, что наш дом горит — и то нельзя выходить наружу. Это очень важно. Прошу тебя, послушайся меня.