Ледяные Собаки - страница 2

стр.



  Так, что поменьше, молча жевала сыр. Смотритель невольно засомневался, умеет ли она вообще говорить.



  - Вы, наверное с юга. Из Кемавра, да?



  - Почти.



  - Сразу видно, что нездешние. Я ведь и сам нездешний.



  - Неужели! А откуда?



  - Маджолва. Вы знаете, где это?



  - Конечно! Самый юг, а потом восточней, на побережье. Там ещё Острова Кактусов поблизости.



  - Точно, точно... Вы разбираетесь в географии. Сразу видна, женщина учёная. Я и сам когда-то образованный был, чего там, ощущаю... Кстати, зачем вы здесь?



  - Мы путешественники.



  Старик качнул высохшей головой.



  - Не похожи. Путешественники без коней, кареты, прислуги... Не бывает! Скорее беглецы, которые последнюю лошадь загнали. Верно говорю?



  Высокая осушила стакан и посмотрела ему в глаза.



  - А давайте вы расскажите нам про свою молодость,- вдруг предложила она,- Где родились, как вы учились, почему уехали из страны. Насколько я знаю, в Маджолве ценятся образованные люди; тем более странно, что молодой человек, имеющий шансы на блестящую карьеру, вдруг бросает всё...



  - Перестаньте, перестаньте,- старик тряс головой и заслонялся руками,- Не надо меня пытать. Я уже понял, как вы это делаете. Начинаете говорить, говорить, говорить...



  - А всё же, расскажите,- высокая закончила с едой и растянулась на влажной траве,- нам и правда интересно. Или хотя бы про акведук.



  Маленькая дожевала и устроилась рядом, поджав ноги.



  - Давайте вы.



  - Не упрямьтесь. В вашем возрасте интересуют только свои собственные истории.



  - Это ещё почему?



  - Да потому, что мы слушаем других только затем, чтобы потом рассказать про себя. Валяйте, я само внимание,- она пододвинула сумку поближе, видимо, раздумывая, не пристроить ли её вместо подушки,- Хороший слушатель в наше время - редкость. Равно как и в любое другое. Вы ведь об этом здесь мечтаете, верно? Ни о деньгах, ни о славе, ни о внуках, а что придёт кто-то и выслушает вашу историю. Это в ваших глазах, руках, голосе...



  - Ну ладно,- смотритель ухмыльнулся, словно только и ждал такого вторжения,- Хорошо, чего там, расскажу, если надо. Я ведь старая крепость, сразу сдамся, да только никто не берёт. Вам повезло, что жизни мне осталась мало и терять в ней нечего! И ещё учтите - я давно выжил из ума, впал в детство и всё выдумал. Всё, до последнего слова!





  - Давным-давно и далеко-далеко отсюда я был молод, здоров и состоял учеником чародея. Да, я с детства знал, что за колдовство по законам моей родине посыпают солью и заживо суют в плавильную яму, словно ты кусок железной руды, и только потомственные дворяне имеют право на небольшую поблажку - через полчаса после загрузки их вытаскивают, дают выпить воды, а потом суют обратно - и всё-таки был им, хотя так ничему путному и не научился. Ведь колдовство - это не медицина и не политика, это что-то ближе к музыке: изощрённый набор приёмчиков и находок, который составляешь из собственных шишек и пары-тройки загадочных книг, ветхих и непонятных.



  Через книги я с ним и познакомился. Имя его от вас скрою, потому что на ход истории оно не влияет никак. Моё не скажу тоже - вступив на должность, я утратил его автоматически, а называться чужим именем запрещено по закону.



  Так вот, про книги. В тот сухой сезон мне шёл девятнадцатый год. Я питался чем придётся, спал где получится, а ещё у меня не было легального дохода, друзей и реальных планов на будущее. Всё своё время с тех пор, как вылетел из семинарии, я посвящал запрещённым книгам и имел все шансы разбогатеть на их перепродаже, если бы не глупейшая привычка их читать. Как итог, я держал их у себя неделями и серьезно терял в срочности, а никакой покупатель ждать не любит.



  От полного разорения спасал меня один дар - тот же самый, что заставил в четырнадцать бросить дом и пешком уйти в столицу. Я запоминал - если читал достаточно медленно и внимательно - любую страницу из любой книги, даже на незнакомом языке, всю, полностью, вместе с буквицами, заголовками, кляксами и картинками. Закрыв глаза, я мог её даже листать - от первой страницы к последней, причём каждая копия была точнее, чем получилась бы у самого дотошного переписчика. А читал я всё, что проходило через мои руки; неудивительно, что через полгода торговли я мог изложить положения любой существующей ереси даже лучше, чем её основатели.