Легенда о Плохишах - страница 16

   Ход тот прямо по крутой стене катушками. Скала шершавая, досужими руками не тертая, не каждому покорится. Отсюда летануть - нигде не задержишься, под тобой, считай, вертикаль. Шли аккуратно, неторопливо, первым Квасец, Петручио за ним. Замыкал шествие невозмутимый Плохиш.

   Непривычный к лазанью без страховки Петручио, дребездил ногами и потел над пустотой. Квасец объяснял, куда ставить ноги и за что браться руками. А Плохиш мужественно страховал Петручио снизу, хотя сам стоял неизвестно на чем.

   Середину стенки перечеркивала огромная горизонтальная полка. Выбравшимся на нее друзьям можно было хорошо отдохнуть. Сели, сняли калоши, свесили усталые ноги вниз. Петручио наконец расслабился и лег на теплую скалу спиной.

  -- Сейчас водички попьем, - пообещал Квасец.

  -- Где? - встрепенулся Петручио, но Квасец указал куда-то вверх, за скальный перегиб.

   - В Садике родничок есть, в пещерке. Там и напьемся.

  -- Так туда нужно долезть, - разочарованный Петручио чуть прокис в пиво с квасом.

  -- Я тут однажды попал, так попал, - продолжил Квасец, - прошлой осенью. А в зиму еще и откликнулось сколами.

  -- А что, было? - спросил Плохиш.

  -- Лебедя знаешь?

  -- Слышал, он главный тренер Буревестников. Говорят, ростом под два метра, кучерявый и башковитый - в науке работает. Меня Ильич к нему лично направлял.

  -- Во-во башковитый, с его дури и началось.

   Лебедю все нипочем. Он спит три часа в сутки, а еще и храпит так, что остальным хоть вешайся в очередь. Изба Эдельвейс большая, новая, далеко в тайге, рядом с Манской Бабой. Но мужики к ходьбе привычны, час от Центра и дома. А пришлый народ дорогу туда не знал, себе спокойней.

   Заложили избу на вершине скалы, там стоянка была еще в семидесятых. Вот и обновили. Венцы свежие, белые, смолой пахнут. Крышу сделали высокую, утеплили изнутри. На чердаке ночевать самая лафа. Светло, тепло и мухи не кусают. А спать там - что чай пить, никак не напьешься, и похмелье не мучит.

   У входа в избу настил сбили, чтоб ходить подсобнее, не сверзиться с верхотуры. Стол на два распилили из цельной колоды. Длинной метра три и толщиной в локоть - солидный. Сиди за ним, чай дуй и на тайгу поглядывай. Вдалеке Стенка Манская, за спиной скала Танк, а из-за качающихся макух кедрача проглядывает скалка Кабарга. А под тобой море хвойное, волнами качает. Внизу весело скворчит ручеек.

   Утро выдалось ненастное. Прошедшим вечером снег отшумел. Скалы покрыло тонкой проседью сентябрьского первого снега. Лазать не хотел никто, не сезон. В калошах уже опасно - поскользнуться недолго. В триконях с копытами рановато - снега толком нет.

   Просидели мужики до обеда за столом, но так ничего хорошего и не надумали. К вечеру двинули домой. Что еще делать? А тропа одна, через стенку Манскую и до Центра. Добрались до Первого. Никуда не свернешь, тут Лебедь и загоношился.

  -- Не уйду, - говорит, - пока Дуськину щелку не вылезу. Что домой пусторотым приходить?

   После Теплыха Дуськину щелку столбисты распечатали. Слева, по еще более крутому, научились выходить. Тут важен почин. А когда знаешь, что другие смогли, самому легче. Но сегодня погоды невпроворот.

  -- Лебедь, - мужики ему говорят, - ты с ума двинулся? Там в щели уже ледок коркой. Под ногами слякоть скользкая. Ухнешься вниз, сломаешь оконечность.

   Да что с Лебедем спорить? Сказал, значит сказал. В нем росту под два метра и косая сажень в плечах. У него размах восемь теток (сразу по четыре под правое и левое крыло). Вот и возрази.

   Мужики, кто поумнее, на рюкзачки присели, а примеру поддалась зеленая молодежь. Тесемки на калоши вяжет, разминается на полном серьезе. Лебедь тем временем громоздится на эту самую щель. Неловко, холодно - пар изо рта идет, а он без разминки.

   На этом и погорел. Снежок наверху в щели разгреб, правой рукой вроде прихватился, отпустил левую. На карниз уже потянулся, а правая соскользнула. Так и ухнул вниз, в горизонтальном положении. Мордой в слякоть.

   Встал, лицо белое-белое, шары выпучил, варежку раскрыл и сказать ничего не может. Мужики к нему кинулись, а у Лебедя крыло подбитое вниз свисает, пухнет ободом на глазах. Он всем лебединым размахом его об камень саданул. Сломал к такой-то матери.