Легенда о Плохишах - страница 21

   В ближнем к двери углу шелестел снарягой Захар. Делал он это довольно сосредоточенно, так как прочего несерьезного откровенно не умел. Чем и выделялся среди остальных, заполняя нехитрый таежный быт кипучими организаторскими способностями.

   С левого угла, оперевшись на руки острым подбородком, поблескивал хитрым взглядом из-под очков Лысый. Этот субъект лазать горазд. Маленький, хваткий Лысый метил в большие спортсмены. Но пока не получалось, и носил парень старые трико с новыми дырками, заместо гордых нарицательных имен сборной или подзаборной.

   Много кого было. В избу ходит больше тридцати душ. Но после многотрудного дня лежали вповалку на нарах и гостей не привечали. Ждали ужина, и тетки суетились над казанками, готовили традиционную солянку (что есть в котелок мечи).

   Свесив с притолоки босые ноги, колдовал над гитаркой Малой. Пощипывал струны тихонечко, почти любовно. Бормотал себе что-то под нос, но голоса не растрачивал. Ждал вечера. Гитара у него большая, от подбородка до пупа. К личному инструменту Малой дилетантов не подпускал, боялся разладу.

  -- Что, Квасец, новичков привел? - с оттягом выговаривая слова, спросил Лебедь.

  -- Да какие новички. Иностранцы пришлые, - парировал нелепицу Квасец. - Боб мне их подсунул, а я маюсь.

  -- А по тебе и не видно, рот до ушей. Боб и мне о них говорил. Плохишами их звать. Просил присмотреть за гольцами. Обуть и накормить.

  -- Во-во. Обувать это мы сразу. А накормить по оконечности, - хихикнул Поручик и надвинул очки указательным пальцем на лоб. - Тут нам самая и забота.

  -- Да я не... - хотел было исправить именную ошибку Петручио, но Лебедь махнул рукой, и компания вернулась к прерванному разговору.

   - Смотри, Квасец, какой шишак вы с Леопольдом Поручику наваяли. Теперь он вам не спустит.

  -- А я-то тут при чем? - удивился Квасец. Но вина его для других просматривалась бесповоротно.

   Каждому в историю хочется попасть, тем более, что в столбовскую. Вот и изгаляются. Одни, как абреки, наплетут подвигов ратных. Другие девкам в подол идут. А третьи ходы новые, опасные вылезти пыжатся и имя им свое присвоить.

   Попались на эту удочку и Квасец с Леопольдом. Долго присматривали подходящий ходок, нераспечатанный. И нашли таковой на Бабе Манской. С самого низу, по болдам и стенкам. Считай, метров десять, с четырехэтажный дом будет.

   Запаслись веревкой и железными щетками, чтобы прочистить дорожку ото мха. Куражились над ходком несколько дней попеременке. Руки в кровь истерли, каждую зацепу изучили, как на параде. Все тайком, очень хотелось прочих вдрызг удивить. Да вот вышел меж ними спор. Леопольд желал ходок Леопольдовкой назвать, а Квасец - Квасцовкой. Разругались, как есть.

   А этой субботой подались эдельвейсы всей толпой зайти на Бабу. Баба она и есть баба, лазить на нее нужно по распорядку. Дорогу выбрали дальнюю, через все маленькие скалки. Сначала на Кабаргу взобрались, попыжились на турничках у Верблюда. Взгромоздились на обеих Девочек, а они все девочки и девочки. Ну никак в матери не идут.

   К обеду были у Бабы Манской. Вот она, как женщина русская, над тайгой метров в пятьдесят выросла. Решили наверх выбираться щелью Калибровкой. А кому просто, тот может и карнизом слева выйти. Там страха невпроворот. Под ногами метров тридцать отвеса, а над головой нависает черпаком. Можешь ноженками в воздухе поболтать, дивить окружающих.

   Пока скопом резвились и собирались, Поручик быстрей всех калоши натянул. Ублуднул метров на десять влево, а там видится ему дорожка справная. Ему Калибровка жутко не нравилась, застревал он в ней башкой клином. Недолго и очки потерять. С того ее название и повелось, что там дырка одна, через нее народец и корябается. А если желудок в косую сажень, в дыре и застрять можно. Не тот калибр.

  -- Поручик, вернись, мы все простим! - кричат ему тетки. А он довольный черпает потихоньку. Под руками есть, ноги стоят хорошо. А что дальше, его голова не думает.

   Тут и Лебедь понял, что к чему.

  -- Петров! - кричит. - Там не чищено! Ты куда, дурак, подался!?