Легенда о Вавилоне - страница 50

— и делали это упорно, многократно, усердно и постоянно. С точки зрения высокообразованного современника, люди далеких эпох совершали довольно много странных действий, и свойственное человеку желание смотреть на предков свысока, казалось бы, в данном случае оправдано. Но полностью неверно, и не только потому, что мы ничем не лучше.

Не хотелось бы выступать в качестве адвоката древних: они в этом не нуждаются. Одновременно попробуем уберечься и от впадения в идеализацию давно прошедших времен. Хорошо известно, что некоторые неустанно ищут «позабытые, но самые сокровенные» истины в смутных, плохо понимаемых текстах древних народов, будто именно в этих стершихся строчках сокрыты какие-то утерянные современной цивилизацией важнейшие секреты[204]. Это одновременно необоснованно исторически и философски малопродуктивно.

Желание преклониться перед писаниями, смысл которых уже наполовину утрачен, — важный компонент мифологического сознания. Не разберешь, чего здесь больше — естественного уважения и интереса к тексту, пережившему века и тысячелетия, или своеобразной духовной лени — желания вторичности, того, чтобы тайны бытия были бы уже изложены (пусть в несколько туманной форме), оставляя на твою долю лишь толкование и следование чьим-то указаниям? Изучение древних письмен — занятие более чем достойное, но не скрывается ли иногда за его кропотливостью подсознательное стремление отгородиться от реальности, требующей от нас ежедневно отвечать на вопросы все того же бытия и делать это совершенно самостоятельно. Опыт и знания для этого, что скрывать, вещи полезные и даже необходимые. Но еще важнее желание их применить, не прятаться от жизни в коконе, сколь бы он ни был удобен и сколь бы ни была мерзка окружающая его действительность.

Однако вернемся к прошлому. История, при близком рассмотрении, вызывает два несходных чувства. Во-первых, преклонение перед людьми, не просто жившими в черные и тяжелые эпохи (а других эпох нам известно не так много), но, несмотря на это, сумевшими, помимо выполнения тусклой поденной работы, все время создавать что-то вечное. Во-вторых, презрение по отношению к человеческому обществу, к созданным им инструментам и структурам, к образу действия людских масс, раз за разом повторяющих те же ошибки на протяжении сотен и тысяч лет. К социальному организму человечества, почти не демонстрирующему способности к обучению, хотя бы на уровне, присущем почти любому ребенку. Здесь заметим, что общество-то состоит из тех самых обучаемых индивидуумов. Это приводит к неоднократно описанному противоречию: общественная и личностная сущности человека сильно различаются[205]. Более того, несмотря на хорошо известные примеры деградации некоторых особей, традиция предполагает позитивную эволюцию отдельной личности в течение ее земного существования. Так, кстати, возникает уважение к мнению и суду старших, свойственное всем народам. Считается, что они мудрее молодых. Почему? Потому что опытнее, потому что понимают: в жизни есть множество сложных проблем, запутанных и отнюдь не черно-белых. Конечно, даже коллективный разум старейшин не может распутать все загадки, поставленные бытием, но иногда ему это удается. Иначе такой механизм решения нелегких вопросов не родился бы и не выжил в течение долгого исторического времени.

Иначе обстоит дело с позитивной эволюцией целого общества. Социальные организмы человечества упорно ищут самого простого пути — энергии затратить поменьше, а получить побольше. Мудреть и усложняться — таких приоритетов ни у кого нет, иные правители могут пойти по этому пути, но общество — никогда. Обществу нужно, чтобы его не трогали, ему нужны стабильность и прогнозируемость. Отдельное поколение может быть сорвано с места под давлением могучих обстоятельств и в борьбе с ними совершить невероятное[206], но уже дети героев начинают транжирить отцовское добро и, бывает, вырождаются с невероятной скоростью.

Когда какой-нибудь народ вдруг создает достаточно тонкий и прочный общественный механизм, выдерживающий натиск новых времен и несомых ими неожиданностей, то это прежде всего ведет к умопомрачительной гордыне представителей оного народа. Причем самодовольно раздувают щеки именно те граждане, которые не имеют никакого отношения ни к построению, ни к функционированию данной социальной структуры. Вслед за чем используют дарованное предками государственное чудо для создания какой-нибудь громадной империи, объясняя ее могущество своей богоданностью и боговдохновенностью