Легенда о Золотой Бабе - страница 10
Он с возмущением посмотрел на меня:
— Дайте сюда тетрадь, тогда будем разговаривать.
— Но позвольте…
— Дайте мне тетрадь, — упорно повторил он.
Я наконец взорвался:
— Послушайте, молодой человек! Мало того, что вы мистифицируете меня каким-то нахальным… да, да — нахальным… своим письмом, мало того, что я больше месяца трудился для вас, перерывая Гималаи книг, и что я уже сколько времени названиваю по вашему телефону, так вы еще забываете прибавить слово «пожалуйста» к вашей обаятельной просьбе дать вам тетрадь! А я пенсионер, и меня ждет своя работа!.. И я не обязан. Да-с!
Лицо юноши стало меняться. Отмякла жесткость взгляда, появилась нерешительность, сменившаяся затем самым простодушным удивлением.
— Какое письмо?.. Какой телефон?.. У меня нет телефона…
Он еще отпирается!
— А это? — я с возмущением сунул ему под нос злополучное письмо.
— Это не мое… Я не писал его!
Настала моя очередь удивиться:
— А чье же это письмо?
— Я… не знаю.
Мы оба растерянно помолчали.
— Так что же вам от меня угодно, милостивый государь?
— Мне нужна моя тетрадь. И… деньги, которые были в ней.
Я опешил.
— Знаете что… Давайте разберемся по порядку…
И мы начали разбираться. Начали в шесть часов в читальном зале библиотеки, а закончили в полночь у меня дома. Рассказ Миши (так зовут моего нового знакомого) заслуживает отдельного изложения, и я не премину это сделать дальше. Пока же скажу, что тетрадь, которую искал Миша, была в самодельном парусиновом переплете с тесемочками. А мой гость — фотограф — показался ему подозрительным.
С этим я позволил себе не согласиться: людям надо верить!
Много дней мы ждали возможного прихода фотографа Сурена. Но он, словно почуяв что-то, не появлялся. Зато мы всласть наговорились за это время с Мишей и очень подружились. Мне давно не хватало юного друга, так любящего свой край, так умеющего слушать (о, это большое искусство, свидетельствующее о бездне других хороших качеств!), которому я мог бы передать свои знания о крае, накопленные в моей голове и в моих архивах за пятьдесят с лишним лет краеведческих занятий.
Но вчера фотограф попался-таки мне. Он прохаживался по набережной около плотины с неизменным фотоаппаратом через плечо и беспокойно оглядывался по сторонам. Мое появление явно не обрадовало его. Он даже попытался укрыться за толстым тополем.
Но когда понял, что это бесполезно, то выдавил из себя подобие улыбки и поспешно — даже слишком поспешно — направился ко мне.
— А!. Здравствуйте, глубокоуважаемый… Простите, что был столь неаккуратен. Болел. Этот идиотский вирусный грипп… Но я вам непременно занесу ваши карточки.
Он хотел улизнуть, но я взял его за пуговицу:
— Да, да, пожалуйста. Я очень прошу вас. Хотя бы завтра, часов в семь. Конечно, в библиотеке.
— М-м… Завтра я, вероятно, не смогу…
— Нет, я очень прошу вас: зайдите завтра. Тем более, мне надо передать забытую вами бумажку.
— Какую бумажку? — с улыбкой спросил он, хотя глаза были злыми.
— Довольно странную: «Толстуха — четверг…»
Фотограф смутился.
— Да… я, кажется, забыл… Дайте же эту бумажку, пожалуйста!
— К сожалению, не могу. Она дома. Если хотите, могу завтра принести ее. И адрес шамана Золотой Бабы, как обещал в прошлый раз.
— Хорошо, завтра так завтра. А сейчас, простите, спешу.
Я освободил наконец его пуговицу, и он почти побежал от меня, придерживая рукой трепыхающийся фотоаппарат.
Я свернул в переулок. Но что-то заставило меня через минуту осторожно выглянуть из-за угла. Мой фотограф словно никуда не убегал. Он стоял у парапета набережной и разговаривал с толстой накрашенной дамой., «Не «Толстуха» ли это? Ну и вкус», — подумал я…
Сегодня на целый час ранее назначенного я пришел в библиотеку и уселся на свое постоянное место, чтобы в ожидании фотографа пополнить эти записи.
Кстати, мой реферат неожиданно пополнился интересной находкой.
Николай Веселовский в работе «Мнимые каменные бабы» приводит много весьма ценных соображений, полемизируя с Уваровым, Домбровским, Ганушем, Нарушевичем, Костомаровым. Конечно, Золотая Баба — не из семейства каменных баб, с этим нельзя не согласиться…