Легенда об учителе - страница 13

«Ученье не убежит. Тут дело поважней!» — говорил в таких случаях Родька. Воображаю, как полетел бы он при одном взгляде Андрея Михайловича, если б вздумал снять ребят с его урока! При этой мысли меня разбирал смех, и Света радовалась:

— Ну, слава богу, повеселела!

Ей тоже нелегко. Правда, она была не в числе активистов, уводимых Родькой, а в числе тех, кто мог вылезти в окно. Но сейчас Света старалась крепиться и ободрить меня. Ей почему-то казалось, что все само собой образуется. Не имели же мы «неудов» в Немчиновской школе! Бог даст, и здесь пронесет!

Но почему же я, несмотря ни на что, считалась хорошей ученицей? Я грамотно писала, потому что этому научила меня Елена Георгиевна в начальной школе, я с увлечением читала стихи и писала прочувствованные сочинения по литературе. Этот огонек зажгла во мне Наталья Ивановна. Но никакого особого труда я в это не вкладывала. Это были мои природные склонности. Благодаря умению хорошо говорить у меня легко сходили многие предметы. Но физикой и математикой, где нужен большой труд, я никогда по-настоящему не занималась. Снисходительный дядя Костя, слыша обо мне хорошие отзывы своих коллег, авансом ставил «уды».

И я считала это нормальным, совесть меня не мучила. Даже больше: как и Света, я надеялась, что так пойдет и в новой школе, тем более что по литературе, истории, географии я уже получила хорошие оценки. Учительница литературы, шумная, восторженная Валентина Максимовна, прочитав мое сочинение по Мольеру, громко объявила:

— Эта девочка не испортит мне класс!

А учитель истории Антон Васильевич слушал мой ответ о Французской революции, покачиваясь на каблуках от удовольствия.

— Вот ведь ничего за лето не забыла! — обратился он с назиданием к классу.

Да, но я все лето читала Гюго и Анатоля Франса. Все довольно просто объясняется. Это не физика. В ней на красивых словах не выедешь.

Поздним вечером я бежала по сонной Немчиновке, спотыкаясь о корни берез, и голова моя шла кругом, как говорит мама, когда у нее много дел и она не знает, за какое взяться раньше. Вот и я не знаю. А еще и двух недель не прошло с тех пор, как я, счастливая и спокойная, слушала Лилькины новости. Вот кто, наверное, сейчас блаженствует в студенческой атмосфере. Там нет беспощадной Синей бороды с пронзительными глазами.

Я все чаще вспоминаю стихи Поэта. По утрам для бодрости читаю их наизусть:

Нет, он никогда не будет скучным, мой Поэт, хотя и заключен в четыре стены своей комнаты на шестом этаже. А вот я становлюсь скучной.

Мне порой кажется, что жизнь моя не движется, как наши старые стенные часы. Мама без конца толкает маятник, а он снова останавливается.

Сегодня нет физики, а старая математичка больна. Мы со Светой откровенно счастливы и с задором обгоняем возле школы наших мальчишек. Гриша пытается подставить ножку, а Жорка демонстративно смотрит в сторону. Он все еще не может простить мне моего выпада против него, а я никак не соберусь с духом просто подойти к нему и сказать, что я не права. Так и ходим, не замечая друг друга. Но сейчас даже это не портит моего настроения.

— Ната! Ты нам очень нужна! — крикнула Ира из зала, когда я пробегала мимо.

Она стояла у окна и разговаривала со старшим вожатым Толей Жигаревым, подвижным, веселым парнем с умной смешинкой в глазах. Сам он вполне серьезен, а глаза выдают. Так и ждешь, что подденет. По-доброму, с ласковой ноткой в голосе. Поэтому ребята нисколько не обижались. Наоборот, еще больше липли к нему. Я это уже не раз замечала.

— Это ее-то в председатели учкома? А не забодает? — с тревогой проговорил он, когда я настороженно подошла к ним. И тут же в глазах его засветились веселые искры.

Я ничего не поняла, а Ира расхохоталась:

— Да гляди ты прямо, расправь брови!

Ах, вот что! Последнее время я ходила насупив брови. Обороняюсь от окружающих. Не всякий решится подойти.

А Толя одним словом поставил все на место. И так просто. Словно с меня, как с часов снял гирьку.