Легенда об учителе - страница 6
— Ну что? — спросила с надеждой мама.
Я мыла в корыте у крыльца заляпанные грязью ноги и смотрела на разбегающиеся по двору мутные ручьи. Неожиданно через весь наш участок по верхушкам старых берез протянулась многоцветная двойная радуга. И так запели птицы, будто только и ждали этого чуда.
— Тебя спрашиваю. Оглохла, что ль? — рассердилась мама.
— Да все то же. «Подрасти, — говорят, — да поучись!»
— Господи! Мало ты училась? Целых семь лет!
— Значит, мало! — буркнула я, а радуга так же внезапно исчезла, как и появилась.
И наверное, стало бы очень темно у меня на душе, если б вдруг не появился Жорка в отцовском брезентовом плаще.
— А знаешь, дорогая Наточка, какое сейчас вышло постановление насчет нас с тобой? — строгим голосом начал он и поверг мою маму в необычайный ужас. — Да нет, Марья Петровна, успокойтесь, никуда нас не сгоняют: я сегодня слышал по радио, что в Москве и других городах создаются школы-десятилетки; и тех, кто окончил семь классов, приглашают поступать в восьмой. За городом пока еще таких школ нет, но тоже будут! — сбросив напускную строгость, ликующе сообщил Жорка.
— Это мы, что ли, будем поступать? — удивилась я.
— А то кто же? Как раз для нас, не знающих, куда себя деть.
— Снова школа, — вздохнула я. — А когда же самостоятельность?
— Нет, — подхватила мама. — Нам другое нужно!
— Как хотите, — огорчился Жорка. — А я пойду в восьмой класс. В ту школу, где Борька Симакин с Витькой Корзунковым. Я их видел. Говорят, недалеко от вокзала, в переулке. Пока есть места. Завтра же поеду!
Жорка ушел, размахивая мокрым плащом. Успокоенная мама скрылась на кухне. А я села на сырую ступеньку крыльца и задумалась. Все определились, кроме меня. Вот и Жорка, самый верный друг, нашел путь. Он хочет стать математиком, поступить в университет. А я? Ведь с пятого класса мечтала стать учительницей литературы, как Наталья Ивановна! Чего же мечусь? Ох, дура!
— Мама! Я передумала: пойду в восьмой! — закричала я.
И снова грянули птицы, будто одобряя меня.
— Ну вот! — вспылила мама. — Головы у тебя своей нет на плечах! Всегда кто-нибудь своротит с пути истинного. То Женька — слава богу, нет ее близко! Теперь этот парень… Нету моего разрешения — и весь сказ!
Но меня неожиданно поддержал отец, узнав, в чем дело:
— Поступай! Правильно! Ты что, мать? По своей дороге хочешь дочь пустить? Она ученой должна быть! Иди, Натуся, не прозевай!
«При жизни встретишь мою поддержку…» — вспомнила я неумелые папкины стихи, написанные мне в день пятнадцатилетия. Как же я забыла об этом? Вот и поддержал! А мое дело — учиться!
В порыве благодарности расцеловала своего доброго отца в небритые щеки и кинулась догонять Жорку. А на другой день мы уже стояли на широкой пыльной площади Белорусского вокзала и крутили головами во все стороны: где тут школа в переулке? Спросили у двух-трех прохожих — не знают. Наконец догадались обратиться к ребятам.
— Идите вперед, потом направо, а потом налево! — быстро пояснил паренек в полосатой майке. Сообщил, что он из Кунцева и только что сам записался в восьмой класс.
Пошли по его указке и действительно увидели школу, белокаменную, трехэтажную, в переулке, выходящем к рынку. И так здорово все получилось: приветливая тетя приняла от нас документы, сказала, чтобы зашли в конце августа проверить списки.
— Ну, дело сделано! — довольно потер руки Жорка и предложил пойти в зоопарк.
Мы вышли на рыночную площадь и прыгнули в трамвай, да на радостях не в ту сторону: приехали снова на вокзал. Ух и жарища! А пыль, духота…
— Может, лучше домой поедем, на лодке покатаемся, искупаемся? — робко предложила я.
— Ну нет, — запротестовал Жорка. — В кои-то веки в Москве…
— Ребята! Вы откуда? — слышим голос Гриши и видим его со Светой Воротниковой и Ванькой Барабошевым. Все из нашего бывшего 7-го «А».
— Мы в восьмой класс поступили, — гордо сообщаю я.
— И мы. Только что записались!
— Значит, опять вместе? Ура! — кричит Жорка.
— Постойте, а вы в какую школу? Что-то мы ваших фамилий там не заметили! — говорит Гриша.
— Как в какую? Здесь одна, вон там в переулке.
— Тут переулков тьма, и в каждом школа. Это тебе не Немчиновка! — смеется Гриша.