Легенды II - страница 19

Тогда Челлия закричала, что нельзя оставлять Олпи под властью тех самых чар, которые околдовали Карлмина. Мне, да простит меня Са, хотелось одного — взять своих собственных детей и бежать отсюда, но Ретио, неся и факел, и моего сына, уже вел нас всех за собой. Его друг Тремартин разбил стул о каменный пол и вооружился ножкой вместо дубинки. Никто не спросил его, чем может помочь дубинка против опутывающих нас тенет чуждой памяти. Петрус обогнал всех и пошел впереди. Когда я оглянулась, свет в столовом покое погас.

По еще одной лестнице мы спустились в зал много меньше верхнего. Вдоль его стен стояли статуи в нишах, перед ними торчали запыленные огарки свечей. Многие скульптуры представляли женщин в коронах и королевском убранстве. В камне светились искорки самоцветов, головы украшал жемчуг.

Свет здесь был синим и мигал, угрожая вот-вот погаснуть. Это нагоняло на меня сон. Мне чудился шепот, и один раз, проходя мимо двери, я услышала, как поют вдалеке два женских голоса. Я содрогнулась от страха, а Ретио оглянулся, как будто тоже их слышал. Наша маленькая процессия молча шагала дальше. Некоторые комнаты и коридоры освещались, когда мы входили в них, другие оставались темными, и наш угасающий факел совсем терялся в них. Затрудняюсь сказать, что больше пугало меня.

В одной маленькой комнате мы наконец нашли Олпи. Он сидел на роскошном резном стуле перед мужским туалетным Столом. Пол устилала осыпавшаяся с дерева позолота. Мальчик смотрелся в зеркало, на котором от старости проступили черные пятна. На столике лежали черепаховые гребни и ручке от щетки. Олгш держал на коленях раскрытый ларец, на шее у него висели многочисленные украшения. Голову он склонил набок, но открытые глаза смотрели прямо вперед, и он что-то тихо бормотал. Когда мы подошли, он взял со стола флакон и сделал вид, будто брызгается давно высохшими духами, поворачивая голову перед зеркалом. Он держался, как изнеженный, самовлюбленный аристократ.

«Перестань!» — ахнула в ужасе его мать. Он и бровью не повел — можно было подумать, что это мы для него призраки. Челлия потрясла его. Он очнулся, узнал ее, дико повел глазами по сторонам — и лишился чувств. «О, помогите мне вынести его отсюда», — взмолилась бедная Челлия.

Тремартин обхватил паренька за плечи и потащил. Огни гасли следом за нами, и тьма преследовала нас по пятам. Музыка заиграла громко и снова затихла. Когда мы наконец выбрались через окно на волю, болото порадовало нас ярким светом и свежестью воздуха. Я поразилась, увидев, что мы провели в подземелье почти весь день.

На воздухе Карлмин быстро опомнился. Тремартин стал трясти Олпи. Тот тоже пришел в себя, сердито освободился, но разумных речей от него мы так и не дождались. Он то дулся, то смотрел вызывающе и отказывался объяснить, что делал в подземном городе. Своего обморока он не желал признавать, к Петрусу относился с холодным бешенством и не позволял никому притронуться к драгоценностям у себя на шее. Они сверкали яркими красками, но я скорее обмотала бы змею вокруг шеи, чем рискнула надеть их. «Они мои! — кричал Олпи. — Мне их подарила моя возлюбленная. Вы не смеете отбирать их у меня!»

Челлия приложила все свое терпение и всю материнскую хитрость, чтобы убедить сына вернуться с нами в поселок. Он подчинился, но остался все таким же угрюмым. К лагерю мы подходили уже в сумерках, осаждаемые мошкарой.

Наши помосты гудели, будто растревоженный улей. Я так измучилась, что думала только об отдыхе, но наверху нас встретили взволнованные оклики. Вернулись наши разведчики. При виде мужа, худого, обросшего, оборванного, но живого, у меня дрогнуло сердце. Карлмин смотрел на него, как на незнакомца, но Петрус бросился обнимать отца. Ретио мрачно простился со мной и отошел прочь.

Джатан тоже не сразу узнал сына, а узнав, обвел глазами толпу. Когда его взгляд дважды скользнул мимо меня, я вышла вперед, держа за руку Карлмина. Скорее по выражению глаз, чем по другим признакам, он понял, кто перед ним, и медленно подошел. «Это ты, Кариллион? Да помилует нас всех Са». Судя по этому приветствию, он нашел меня не слишком красивой. Не могу объяснить, почему это так задело меня и почему я так устыдилась, когда он обошелся без поцелуя, ограничившись рукопожатием. Маленький Карлмин смотрел на него все с тем же безразличием.