Легенды света и темноты [СИ] - страница 9

От крика, наполовину желтого, наполовину белого, стала внизу земля.

Ударились о землю узлы и обрывки нитей, сотрясая, и вздыбилась она, пошла горами и складками, прорвалась огнём и тоже испытала боль. Ползли по черным дырам её желтые, белые нити, плавясь в красном пламени ее изнанки.

Тут, меж двух криков, остановилось солнце-паук, глянуло вниз и увидело новые узоры! Зубцами стали горы земной боли, петлями завились реки крика, кругами ходят озера и моря её стонов. Открыло довольное солнце огненный рот, извергая новые золотые нити, и уплыло в сон, а на небо вышла белая луна, чтобы вплести и серебро в узоры земли.

Так началось новое время, но минуло. И не осталось в земле места для новых гор и морей. Стало прошедшее прошлым, отдалясь. Хмурясь, роняли клейкую слюну божественные пауки-созидатели. И, когда ветер не справился с тем, чтоб охладить нити, те ожили сами. И травы прыснули из коричневой глины — зелеными стрелками к синему небу. Деревья поднялись, курчавой листвой рождая новый узор. Он же смешался с яркими красками цветов, чтобы от красоты зародились птицы — петь.

Протянулся срок, пришёл и тому конец. Посмотрело солнце на огромные покрывала, затканные цветами и травами, и стало понятно ткачихе, сколько ни сотворяй новых узоров, лишь цветными изводами останутся они. Чтобы не сжечь сотворенного новой злостью, отвернулось оно, но перед тем тронуло бледный край луны. И та, проснувшись, напрягла волшебные силы.

Стала над землей Ночь первого колдовства. Из вод подымала Луна ленивую рыбу, ловила спящую птицу, хватая лесного зверя, сплетала, сминала в комок, трепала, как треплют свежую шерсть. И, утомясь, оставила солнцу куклу из коры, шерсти, кожи и крови зверей. Была у куклы голова для глаз — смотреть, рот — петь песни и кормить себя пищей, уши для знать. Ещё тулово, руки с ладонями-пауками, ходилы-ноги, чтобы искать новые места с другими узорами. Не было лишь огня в пустой груди, но то дело солнца, и луна ушла, не заботясь.

Проснувшись, увидело солнце новую игрушку. Протянуло к ней лапы-лучи и, вскрыв грудь, вложило живое сердце, чтобы стучало. Добавило воздуха, чтобы дыхание, веселя, придавало узорам лёгкие завитки. Солнце нарекло куклу Арахной, то есть Плетущей и — пустило с рук.

Открыла кукла живые глаза, подняла перед собой живые руки, принялась за дело: бежать в леса, кататься в глине, плескать воду. Она вытаскивала из воды скользкие водоросли и вплетала туда рыбу. Она рвала ветви и плела гнезда для птиц. Она пела и плела, плела и пела, чтобы, оставив на закате работу, утром весело браться за дело.

Бросая дочери золотые и серебряные нити, радовались небесные паучихи. Но, через время, заметили, что лицо Арахны стало похожим на старую кору, а руки путают золотые нити. Тише пела Арахна, медленно брела по кромке болота, оступаясь в него корявой ногой, и узоры из-под дрожащих рук выходили скудные, некрасивые.

— Наша дочь из живого, того, что живет свой срок, а потом умирает, — сказала луна, плача в ночи серебряными слезами.

Опять разгневалось жаркое солнце. Но гнев не меняет времени, он лишь жжёт. Тогда луна устроила Ночь второго колдовства и, к утру рядом с Арахной лежала, пища, крошечная девочка, размахивая ручками. Прикрыло солнце горячий глаз облаком, и смотрело в щелку, как Арахна, широко раскрыв рот, обмакивает пальцы в слюне, мажет себе низ живота, и через малое для солнца время, из распухшего живота выходит орущий младенец. И еще один.

— Раз с живым по-другому нельзя, пусть так, — сказало Солнце, — это даже интересней.

Но, через малое время опять разозлилось, закричало сонной Луне через все небо:

— Дочери, созданные твоим колдовством, тупы и ленивы. Посмотри, как скучны их узоры! А старшая скоро развалится на куски, из которых ты слепила ее! Ночная пряха, что нам делать? Скажи, пока я вижу твой бледный серп!

— Ложись спать, сестра, не горячи огненную кровь.

И, нагнувшись из ночи к земле, Луна-пряха стала смотреть на ковры, рядом с которыми спали дочери. Все было на них: зубцы гор, завитки трав, пятна цветов, цепи рек и россыпи светящихся камней. Но не доставало лишь малого, как некогда кукле из коры и кожи не хватало живого сердца. И тогда Луна-пряха, протянув бледный луч, коснулась им трясущейся головы дочери Арахны. Та не спала, ожидая смерти.